Истории забытого города. Роман-мозаика - страница 5



– Есть! «Третья концертная запись супругов Ковачей», – сержант возбуждённо запустил искомую пластинку; от излившихся с неё звуков рояля и женского соло у него под глазами рассыпались морщинки. – Бернат и Эмилия. Да. Так их звали…

– Эй, шеф, они вроде выступали в нашем городе, верно?

Втянув громадный живот, сержант изумлённо рухнул за стол. Даже в тусклом свете керосинки он увидел, как глаза напарника блестят от любопытства, и в его голосе мелькнула наставническая стать.

– Вроде выступали? – склонившись над буржуйкой, сержант усмехнулся:

«Приятель, сейчас это пустые слова, но в середине пятидесятых годов их считали едва ли не самыми известными бардами Венгрии. Он был пианистом, она вокалисткой. Выходцы из кабаков. Однажды Ковачи не отказали богатею, ищущему для своего торжества музыкантов, и после того концерта супругам предсказали, что впредь им не придётся выступать за гроши. Так оно и случилось. Я не забуду, как вечерами мы с женой прогуливались по улицам, а вездесущие мотивы Ковачей составляли нам компанию. Да, это было чудесное время. Но однажды над городом сгустились те проклятые сумерки пятьдесят девятого года…

Говорят, несмотря на славу, пара вела незаурядный образ жизни. Детей у них не было, и пока Бернат проводил свободные минутки за составлением пособий для музыкальных школ, Эмилия преподавала вокал. Тем вечером, после занятий, она задержалась в классе: до последнего ждала, пока за одним из учеников придут родители. Но дверь проходной так и не скрипнула.

Отец-алкоголик мальчишки пересёкся с ними на дороге не в лучшем настроении. Радушно потянувшись к сыну, в порыве ревности он ударил госпожу Ковач, и тем вечером автобус не высадил её у дома. И никогда не высадит.

Бернат был безутешен. Как тяжело ему пришлось после смерти супруги, я и вообразить не могу. Высокая публика, друзья, да и большинство его почитателей отвернулись от бедолаги, когда тот начал ввязываться в скандалы и появляться на людях позеленевшим от выпивки. Известный и уважаемый человек, вскоре Бернат превратился во второсортного музыканта, до которого никому, кроме трактирщиков, не было дела. Продлись это чуть дольше – не знаю, как бы всё обернулось, однако что-то прогремело в голове пианиста. Он переехал на окраину, поселился в каморке бакалейщика, где завязал с пьянством и начал, как прежде, ночи напролёт сочинять музыку. Никто не верил, что без Эмилии ему удастся чего-то достичь, но маэстро пристыдил всех. Не брезгуя ни кабаками, ни школьными вечерами, он просто играл свои шедевры, и уже спустя несколько месяцев Европа аплодировала ему стоя.

Насколько мне известно, последний раз господин Ковач появился на публике в Польше, около полутора лет назад, и с тех пор его судьба остаётся загадкой. Многие считали, что пианист устал от славы, устал от её бессмысленности, потому как Эмилии не было рядом. Он распустил команду, отправил в отставку менеджера, а затем исчез. Ходят слухи, что похожего на Берната человека видели у южных берегов Прибалтики, что там, в забытом приморском городке, звучали его аккорды, но это всего лишь слухи. Я не знаю, правдивы ли они, не решусь угадывать, почему господин Ковач так поступил с нами и вернётся ли домой.

И всё же я верю, что когда-нибудь на вечерних прогулках мы с женой снова услышим его рояль. Хотя бы на одно мгновение».

Глава третья

Сержант закончил историю полушёпотом. Его напарник мирно похрапывал, вытянув ноги к буржуйке, но она уже не спасала парня от весенней прохлады. С улыбкой покачав головой, сержант высыпал в топку остатки угля; очень скоро тепло вернулось на сторожевой пост. Стояла глубокая ночь. Мужчина вышел на улицу, закурил; ветер подхватил и развеял дым от сигареты по площади. Под шарканье винила из каморки полицейских время за её стенами остановилось. Бескрайние полоски улиц терялись вдалеке, серебряный полумесяц разрезал своими концами эхо пустоты. В округе больше не было ни души.