В общем, он этого не знал. Он только ясно осознавал, что ему осенью будет восемнадцать лет, и, если он не поступит в этот институт, его непременно призовут в армию, в которую он не хотел попасть. Не хотел по двум причинам, первой из которых было нежелание расставаться с Региной. Мало кто из девушек дожидались своих парней оттуда – это он знал совершенно точно. Вторая причина – он был уверен, что для него армией будет строительный батальон, что считалось у молодежи совершенно не почетным и почти позорным. Почему стройбат? – у него была неправильно сросшаяся кость руки, точнее, провал фаланги указательного пальца правой руки, полученный в результате неудачного удара в металлическую стойку автобусной остановки. Ему это не особо мешало, но на всех допризывных комиссиях на это обращали внимание. И даже сказали, что не то что в элитные войска – с таким дефектом его не возьмут в обычную пехоту. Армии, как скопления огромной группы ровесников, он не боялся – улицы научили, как держаться в обществе себе подобных, что говорить, что делать. В общем, ему очень не хотелось быть стройбатовцем, с лопатой вместо автомата, усмешками товарищей с боевых частей и подобному. В пацанском понимании стройбат – это какие-то чуханы в грязных ватниках, сидящие возле носилок с бетоном.
Исходя из этих личных соображений, он подал документы туда, где был самый нижний проходной балл и куда была нацелена его подруга. Химия так химия. Как-то так ему было спокойней и надежней. Кольке он сказал, что хочет стать профессором Мендельбаевым, над чем они долго острили и хохотали.
После сдачи требуемых приемной комиссией документов все они получили направления в общежития. Теперь только вперед, на абитуру. Они уже узнали, что это от слова «абитуриент». Общежитие тоже впечатлило его своим размером. Рядом стояла еще одна девятиэтажка, напротив и вдоль улицы тянулись пятиэтажки – общежития других факультетов. Студгородок был настоящей частью города, с широкими дорогами, спортплощадками, прачечной, магазинами – не то, что в их городе. Целый район – и одни абитуриенты! Он до приезда представлял, что Томск – большая деревня с мужиками в валенках, а тут – фестиваль жизни, музыка гремит из распахнутых окон, постоянный шум и говор, молодой народ бродит день и ночь. Можно сказать, что он был поражен веселостью и доброжелательностью его обитателей. Отчасти, отсутствие агрессии он объяснил себе тем, что все были приезжими и никто не рисковал лезть в чужой монастырь со своими уставами. Да и сам контингент был в большинстве несколько выше среднего по стране уровня умственного развитию.
Внутри общежитие оказалась гораздо хуже, чем снаружи: разбитые коричневые двери с латками и дырами от часто переставляемых замков. Длинный темный коридор, по сторонам эти же коричневые двери, в торцах – по туалету и умывальнику. Все как-то расколочено, не обжито. Есть распахнутые настежь в пустые комнаты двери. Чуть позже он понял, что это результат того, что студенты разъехались на каникулы, в стройотряды или еще куда и их комнаты остались без надзора. А на время их отсутствия в комнаты заселяли абитуриентов, которые, конечно, не особо ценили и бережно относились к этим временным жилищам. В поисках дополнительной табуретки или вообще чего-нибудь эти недавние ученики шарили по пустым комнатам, выбивая закрытые двери, чтобы выкрутить лампочки или утащить нехитрую мебель.
