История елочной игрушки, или как наряжали советскую елку - страница 3



Предновогодний Оренбург начала 1960-х. Как обычно, мы идем встречать дедушку с работы. На центральной площади города, у Дома Советов, возвышается огромная елка. На ней – большие фанерные игрушки: самолеты и паровозы с красными звездами, пляшущие зайцы и медведи, раскрашенные мячи и пирамидки. Все сделано топорно и грубо – мне не нравится. Но привносимое яркими, пестрыми игрушками ощущение праздника, безусловно, присутствует, и в этом их безусловная прелесть.

Не нравятся мне и те игрушки, которые я позднее собственноручно произвожу из цветной бумаги на уроках труда в начальной школе – аляповатые разноцветные цепи, неуклюжие снежинки, кривые корзиночки, слегка кособокие фонарики. Дома я никогда бы не повесила их на елку – увы, рукодельница из меня никакая, и выставлять результаты моих трудов напоказ – это уж слишком, но учительница с маниакальной настойчивостью из года в год украшает нашими самоделками новогоднее дерево, стоящее в классе. Трудовое воспитание есть трудовое воспитание. Впрочем, сам процесс изготовления игрушек приятен – он символизирует приближение Нового года.


Генри Мослер. Рождественское утро. Ок. 1916


Переходя от собственных воспоминаний к довольно многочисленным сохранившимся «рождественско-новогодним» воспоминаниям других людей, постоянно убеждаешься в том, что, несмотря на все многообразие описанных в них елок, украшенных вызывающе шикарно и скромно, стильно и безвкусно, антикварно-раритетно и суперсовременно, все висящие на них игрушки объединяло одно: они призваны были дарить людям радость. И обычно у них это получалось. Радость эта, кстати сказать, могла быть и духовная, и телесная – ведь, как известно, на протяжении долгого времени на елке обязательно присутствовали съедобные украшения, которые раздавались детям (чаще – в конце праздника). На своей первой рождественской елке 1910 года («одно из немногих ранних воспоминаний»!) маленькая девочка была очарована не только «блестящими игрушками и дрожащим пламенем свечей». Более всего ей запомнились снятые с елки орехи и сладкие пряники, которыми ее, тогда трехлетнюю, угощали старшие сестры и брат8. Золотые орехи, пастилки и крымские яблочки с «очень красивой елки» – подарки приглашенным на праздник детям – оказались «опробованными» и съеденными задолго до прихода гостей пятилетним Минькой и семилетней Лелей из известного автобиографического рассказа Михаила Зощенко. Так что одному из пришедших мальчиков вместо «откусанного» яблока пришлось подарить первоначально предназначенный для Миньки паровозик9. Память тела оказывалась не слабее памяти души.


Немецкая рождественская открытка. 1990-е гг.


При всей своей многофункциональности елочная игрушка всегда и неизменно выполняла именно эту – «радующую» – высокогуманную миссию, успешно сочетая ее с задачами образовательно-воспитательного и идеологического характера и даже подчас подчиняя ее им. Осуществляемое через столь притягательное средство воздействие было устойчивым и глубоким, а порождаемые елочной игрушкой позитивные коннотации только еще более укрепляли и усиливали его.

В мире окружающих человека предметов и вещей елочные игрушки занимают свое, особое место. Вот промелькнули новогодние праздники, елку разобрали, игрушки аккуратно уложили по коробочкам и ящичкам и убрали подальше – до очередного Нового года. До тех пор о них никто и не вспомнит, разве что дети, играя в свои обычные детские игры, вдруг подумают, что в этом построенном ими игрушечном зоопарке очень бы пригодился елочный лев, а в игрушечном продуктовом магазине – елочные морковки, огурцы или виноград. Подумают и забудут: ведь играть с елочными украшениями им едва ли когда-нибудь разрешат.