Предложение новоназначенных комиссаров – вероятно, самого Писандра, Антифона и других их сторонников – было предельно кратким и простым. Они предложили отменить знаменитый «Графе параномон»; то есть, каждый афинский гражданин должен был получить полную свободу вносить любые антиконституционные предложения, а все остальные граждане под угрозой суровых наказаний лишались права преследовать его за это через обвинение в противозаконности (графе параномон) или причинять ему какой-либо иной вред. Это предложение было принято без единого возражения. Руководящие лидеры сочли более формальным выделить это предложение отдельно и представить его от имени специальных комиссаров, поскольку оно было юридическим условием для всех последующих изменений, которые они собирались предложить. Получив таким образом полную свободу вносить любые, даже антиконституционные, предложения и игнорировать все установленные формальности, такие как предварительное одобрение советом, Писандр выступил с основными предложениями следующего содержания:
1. Все существующие демократические магистратуры немедленно упразднялись и более не возобновлялись.
2. Впредь никакие гражданские должности не должны оплачиваться.
3. Для формирования нового правительства немедленно назначался комитет из пяти человек, которые должны были выбрать более крупный орган из ста человек (включая самих пятерых выборщиков). Каждый из этой сотни должен был выбрать еще троих.
4. Таким образом формировался совет Четырехсот, который должен был заседать в булевтерии и управлять государством с неограниченными полномочиями по своему усмотрению.
5. Они могли созывать Пять тысяч, когда сочтут нужным. [47] Все было принято без единого голоса против.
Изобретение и использование этого воображаемого собрания Пяти тысяч было одним из самых искусных приемов Антифона. Никто не знал, кто эти Пять тысяч: однако только что принятое постановление гласило – не что такое число граждан должно быть выделено и утверждено путем выбора, жребия или иного определенного способа, который сделал бы их известными, – а что Четыреста могут созывать Пять тысяч, когда сочтут нужным, тем самым предполагая, что последние уже известны как минимум самим Четыремстам. На самом деле, Пять тысяч существовали только в речах и прокламациях заговорщиков как фиктивное дополнение. Они даже не существовали как список имен на бумаге, а лишь как обманчивый номинальный агрегат. Четыреста, теперь у власти, стали единственными и исключительными правителями государства. [48] Но одно лишь имя Пяти тысяч, хоть и было пустым звуком, служило Антифону и его заговору двум важным целям. Во-первых, его можно было ложно представить, особенно войскам на Самосе, как доказательство существования довольно многочисленного и популярного собрания равных, полноправных граждан, которые должны были по очереди осуществлять власть; таким образом, смягчалась ненависть к откровенной узурпации Четырехсот, и они представлялись лишь первой очередью Пяти тысяч, находящейся у власти несколько месяцев, после чего их должна была сменить следующая группа. [49] Во-вторых, [p. 38] это значительно усиливало средства устрашения, которыми располагали Четыреста в Афинах, создавая впечатление их мнимой силы. Граждане верили, что в заговоре участвуют пять тысяч реальных соучастников, а тот факт, что эти соучастники не были известны и не могли быть идентифицированы, лишь усиливало царившие страх и недоверие, поскольку каждый, подозревая, что его сосед может быть среди них, боялся высказывать недовольство или предлагать совместное сопротивление. [50] Таким образом, имя и мнимое существование Пяти тысяч укрепляли реальную власть Четырехсот заговорщиков. Оно маскировало их узурпацию, одновременно усиливая их хватку через страх и уважение граждан.
