Прибытие Кира, перечеркнувшее коварство Тиссаферна и усталость Фарнабаза и обеспечившее врагов Афин двойным потоком персидского золота в момент, когда тот поток мог иссякнуть, стало решающим фактором в совокупности причин, определивших исход войны.[199] Но как бы важно ни было это событие само по себе, его значение еще больше возросло благодаря характеру спартанского адмирала Лисандра, с которым молодой принц впервые встретился по прибытии в Сарды.
Лисандр прибыл, чтобы сменить Кратесиппида, около декабря 408 г. до н.э. или января 407 г. до н.э.[200] Он стал последним после Брасида и Гилиппа в тройке выдающихся спартанцев, нанесших Афинам самые тяжелые удары в ходе этой долгой войны. Он родился в бедной семье и, как говорят, даже принадлежал к классу мофаков, будучи в состоянии поддерживать свой вклад в общественные трапезы и место в постоянных тренировках только благодаря помощи богатых людей. Он был не только превосходным командиром,[201] полностью компетентным в военных делах, но также обладал большим талантом к интригам, организации политических партий и поддержанию их дисциплины. Хотя он был равнодушен к соблазнам денег и удовольствий,[202] и добровольно смирялся с бедностью, в которой родился, он был совершенно беспринципен в достижении амбициозных целей, будь то интересы страны или его собственные.
Его семья, несмотря на бедность, пользовалась уважением в Спарте, принадлежа к роду Гераклидов, не связанному близким родством с царями. Более того, его личная репутация как спартанца была безупречной, поскольку он строго и образцово соблюдал дисциплинарные правила. Привычка к самоограничению, которую он таким образом приобрел, хорошо послужила ему, когда для достижения честолюбивых целей потребовалось завоевать расположение сильных мира сего.
Его безразличие ко лжи и клятвопреступлениям иллюстрируется различными приписываемыми ему изречениями, такими как: «Детей можно обмануть с помощью игральных костей, а мужчин – с помощью клятв».[203] Эгоистичное честолюбие – стремление увеличить могущество своей страны не просто в связи с собственным, но и в подчинении ему – направляло его от начала до конца карьеры. В этом главном качестве он был схож с Алкивиадом; в безрассудной аморальности средств он даже превзошел его. Кажется, он был жестоким, что не входило в обычный характер Алкивиада. С другой стороны, любовь к личным удовольствиям, роскоши и показухе, которая так много значила для Алкивиада, была совершенно чужда Лисандру.
Основой его натуры была спартанская сущность, стремящаяся подчинить аппетиты, тщеславие и широту ума одной лишь любви к власти и влиянию, а не афинская, склонная к развитию множества разнообразных импульсов, среди которых честолюбие было лишь одним из многих.
Кратесиппид, предшественник Лисандра, по-видимому, занимал морскую должность дольше обычного годичного срока, сменив Пасиппида в середине его года. Но морская мощь Спарты в то время была настолько слаба, еще не оправившись от сокрушительного поражения при Кизике, что он не достиг почти ничего. Мы слышим о нем только как о человеке, способствовавшем, ради собственной выгоды, политическому перевороту на Хиосе. Подкупленный группой хиосских изгнанников, он захватил акрополь, вернул их на остров и помог им свергнуть и изгнать правящую партию численностью шестьсот человек. Очевидно, что это был конфликт не между демократией и олигархией, а между двумя олигархическими группировками, одна из которых сумела подкупить спартанского адмирала для своих целей.
