История казачества. Памятка казаку - страница 3

Существуют два основных взгляда на происхождение Казачества, две теории, взаимно друг друга исключающие, – миграционная и автохтонная.

Первая, «официальная» теория (Броневский, Соловьёв, Иловайский, Ключевский, Платонов), утвердившаяся примерно в 30-х годах XIX века, без всякого доказательства, устанавливает, что казаки – это русские люди, бежавшие, по разным социально-экономическим и политическим причинам из Московского царства и образовавшие на Дону военную общину – Казачье Войско. Причём, время такого бегства великорусских крестьян и образование ими Войска, историки относят к середине XVI века. До этого времени, по их мнению, все современные казачьи территории пустовали. Для этих доморощенных теоретиков не существуют такие, казалось бы, естественные вопросы:

1) как мог великорусский крестьянин, никогда свободы и воли не знавший, обладавший весьма сомнительными военными качествами, прибежав на Дон, сразу превратиться в бесстрашного воина, лихого наездника, способного легко и свободно состязаться с прирождёнными бойцами – степными кочевниками, которые в то время, беспрерывно чередуясь, властвовали на Востоке Европы;

2) как могли эти беглые крестьяне, никогда никакой общественно-организованной жизни не знавшие, перебравшись на «Дикое Поле», в течение короткого времени создать стройную и хорошо отлаженную военную систему, создать такую организованную силу, которая стала грозою соседних татарских царств и могущественной Османской империи;

3) можно ли допустить, чтобы русский крестьянин из какой-нибудь Рязанской или Тамбовской земли сразу сделался ловким казаком-наездником, как только появился в степи и добыл коня. Чтобы из него, никогда не видавшего моря, вдруг получился отважный морской боец, какими, как явствует из различных источников, предстают казаки. Конечно, наивно это утверждать: слишком уж велика дистанция между казаком и крестьянином.

Да и вообще высокие гражданские, духовные и рыцарские качества могут развиваться только у народа свободного, вольного, самостоятельной жизнью живущего, никогда не знавшего рабства. Из векового раба не сотворишь рыцаря, как из тамбовской сивки-бурки не сделаешь грациозного донского скакуна.

По утверждению военного историка, исследователя казачества Исаака Фёдоровича Быкадорова (1882—1957), эти историки в доказательство своей «теории» не приводят никаких, ни прямых, ни косвенных исторических документов. Мало того для этих «теоретиков» является счастьем, что не сохранилось исторических документов государств, существовавших в степной полосе – Хазарской империи, Тмутараканского княжества, Золотой Орды, Крымского и Астраханского царств и турецкой крепости Азова: архивы, имевшиеся в них, погибли. Такое же счастье для них, что «архив „главного Войска“, то есть столицы Донского Войска, города Черкасска, был уничтожен в 1643 году, во время занятия и уничтожения турками всего города. Окончательно этот уникальный Донской архив погиб со всеми регалиями и реликвиями во время пожара Черкасска в 1744 году, когда сгорело девять десятых города»7.

О том, что казаки представляли собой прекрасно организованную военную силу и являлись мощным фактором политической и военной жизни на Востоке Европы в середине XVI века единодушно свидетельствуют многие русские и иностранные историки.

Почему же тогда вышеуказанная «теория» была выдвинута и для чего она так упорно внушалась всем и каждому? На это казачьи историки отвечают, что она была выдвинута с политической целью для того, чтобы разрушить идею происхождения Казачества из местных донских народов, живших здесь до татарского нашествия и, таким образом, выбить историческое оружие из рук казаков в их борьбе за самобытность начал в устройстве своей жизни.