Ужин. Не смог проглотить ни кусочка – давал себя знать пережитый стресс.
Ночь. Провел без сна – все время думал о тех бесконечных пяти минутах в магазине подержанных роялей. О длившихся целую вечность минутах, за которые забытый Богом кабинетный «Гротриан – Штайнвег» наполнил светом и окутал бархатом ноктюрн Шопена, написанный в далеком 1831 году и вместивший в себя всю боль, которую испытывал двадцатилетний композитор при мысли о страданиях своей несчастной родины – Польши.
Лежа в постели и устремив глаза в потолок, я вновь и вновь наслаждался ми-бемоль мажором. Секунды складывались в минуты, минуты – в часы, а я все воображал, как будут звучать сыгранные на Ковчеге Завета тысячи произведений. Не только в ми-бемоль мажоре, а во всех возможных тональностях, гаммах и ладах.
А еще я все это время повторял про себя инструкции, данные мне Янушем, – два простых, но sine qua non[8] условия, не выполнив которые я не смогу забрать рояль.
И вдруг – солнце.
Наступило утро.
Presto принимаю душ. Не завтракаю. Бегу в банк, чтобы выполнить первое условие рыжеволосого гнома: забрать все мои деньги. Оставляю на счете самую малость – чтобы выжить пару недель, – прочее снимаю. Пересчитываю. Каким бы разбитым и истерзанным ни был инструмент, эти деньги не составляют и четверти его стоимости. Прячу деньги в карман и молюсь, чтобы Янушу и сегодня, как вчера, сумма была не важна.
Первый пункт выполнен.
Пункт второй: позвонить в компанию по перевозке роялей и договориться, чтобы инструмент перевезли именно сегодня утром. Я обзвонил все фирмы, но везде мне говорили, что это невозможно.
Я настаивал. «Невозможно». – «Это вопрос жизни и смерти!» – «Сожалеем, но ничем не можем помочь. И потом: к чему такая спешка? Сегодня утром мы не можем, но завтра после обеда – пожалуйста». – «Нет, это нужно сделать сегодня, сегодня утром, иначе будет поздно». Наконец, после множества неудачных попыток, мне удалось найти маленькую компанию, в которой с большой неохотой пообещали попытаться изыскать возможность перевезти рояль этим утром.
Я скрестил пальцы, чтобы не спугнуть удачу, и направился в магазин.
Я пришел туда в начале одиннадцатого. Польский иллюзионист встретил меня радушной улыбкой. А мне вдруг показалось, что этот человечек, стоящий среди старых роялей, ждет меня здесь уже давным-давно – с начала мира. Прочитав в карих глазах немой вопрос, я кивнул: все инструкции выполнены. Потом нерешительно вынул из кармана весь свой капитал и протянул Янушу. Тот взял деньги своими белыми пухлыми пальцами и, не пересчитав, даже не взглянув на них, спрятал во внутренний карман куртки.
Я облегченно вздохнул.
Оставалось только перевезти инструмент. Я уверил, что, как мы и договаривались, это произойдет утром того же дня.
Мы стояли – спокойно, почти неподвижно – друг напротив друга и ждали. Я мысленно молился, чтобы грузчики приехали как можно раньше.
Они появились около полудня – хмурые, раздраженные, не понимающие, зачем такая срочность и почему ради этого заказа нарушен их график. Жалуясь, ворча и ругаясь, они разобрали рояль и вынесли его из магазина…
– Ну вот. Теперь всё.
Не зная, что ответить, я кивнул и направился к выходу.
– Это особенный рояль, – услышал я уже в дверях. – Это особенный рояль, – повторил гном. – Он тебя выбрал. Никогда об этом не забывай.
Последние слова гном произнес совсем другим голосом – низким, каким-то потусторонним. Произнес так, будто ставил последнюю точку.
