История пиратства. От викингов до наших дней - страница 5

Нарушив обещание, виталийские братья начали угрожать «всему морю и всем торговцам, дружественным или враждебным»{13}.

Как и другие крупные организованные группы пиратов, виталийские братья и их преемники, ликеделеры, возникли не на пустом месте. О том, что заставило их стать морскими разбойниками – нужда или алчность, можно лишь гадать, так как никто из этой в основном неграмотной когорты не оставил мемуаров; но скорее всего, для тех, кто был родом из ганзейских городов, сыграли роль оба фактора. Устоять перед призывом герцога Мекленбургского пойти в каперы было сложно: ведь он давал шанс покончить с нищетой и либо разбогатеть, либо биться насмерть{14}. Для тех, кто на тот момент уже был моряком, присоединение к виталийским братьям тем более имело смысл: хотя условия мекленбургских каперских контрактов могли включать в себя пункт «Нет трофеев – нет платы», соблазн нажиться на грабежах все равно был велик. Если вступить в пиратское братство решал капитан, команде даже не надо было переходить на другое судно. Разница между купцом, с одной стороны, и капером или пиратом – с другой, состояла лишь в том, что корабли, принадлежавшие второй группе, лучше управлялись и были мощнее вооружены.

Имена, под которыми союзы морских грабителей вошли в историю, весьма показательны. Есть мнение, что название «виталийские братья» отсылает к одной из миссий этой группы в качестве каперов: в 1390 году братьям было поручено добыть провиант (на нижненемецком языке – vitalie) для голодающего населения Стокгольма, отрезанного от поставок продовольствия датской армией{15}. Более правдоподобное толкование названия связывает его с тем, как эти пираты на практике обеспечивали себя припасами{16}. Само понятие «братья», или «братство», предполагает взаимность, если не равенство – и это подчеркивает средненижненемецкое название «ликеделеры», которое появляется в немецких источниках около 1398 года и означает «делящие поровну». Во времена, когда общество было строго иерархическим и каждый должен был знать свое место, квазисоциалистическая идея делить все поровну, независимо от происхождения, сама по себе стала вызовом политической элите – аристократии, Церкви и могущественным ганзейским купцам.

Интересно, что в Средние века не только угнетенные члены общества решались стать пиратами или каперами. Подобная карьера могла соблазнить и аристократов – и зачастую по той же причине: в ней видели шанс порвать с бедной и жалкой жизнью, навязанной им злой судьбой. Конечно, в их случае бедность была относительной, и многие, вполне возможно, выходили в море, ведомые духом приключений. И все же обычно представители знати становились пиратами или каперами от безысходности. Например, в Италии XIV века частые ожесточенные столкновения между различными городами-государствами и даже между политическими группировками внутри них вынудили множество могущественных семей покинуть родину. Они «пытались сохранить свой статус (или, скорее, выжить), обратившись к пиратству и разбою. Около 1325 года десятки галер генуэзских гибеллинов