Разделы Польши пришлись на эпоху Просвещения, когда безраздельно правящий высший социальный класс решил провести реформу церковных отношений и государственного образования по своему усмотрению, несмотря на протесты и даже вопреки церковной иерархии. По этому пути пошла и польская интеллигенция, которая, взявшись за дело ремонта Речи Посполитой и реформировав государственное образование, вступила в конфликт с духовенством, защищавшим религию, но одновременно и старый порядок, ища опору в отсталости широкой общественности. Многие, соблазненные красотой масонских лозунгов, рассуждениями об общечеловеческой морали, нашедшими отражение в произведениях гуманитарной направленности, даже не осознавали, что отделение морали от религиозной почвы и увлеченность литургией вольных каменщиков являлось отрывом от церкви и вместе с тем от самых широких слоев народа, не мысливших себя вне ее.
На осуждение масонства не обращали внимания, хотя оно и исходило от пап. Ведь не один польский вольный каменщик, а среди них были и священники, способствовал созданию больниц и других гуманитарных заведений, успокаивая тем самым свою совесть. В результате дело дошло до того, что в самый трудный для себя момент народ не проявил солидарности с церковью и не стал искать у нее поддержки, которую мог найти в ее автономии.
Вместо слабого правительства Речи Посполитой Польшей начали управлять чужие абсолютные монархи, проникнутые духом Просвещения и проводившие в своих государствах, а также на территориях, отошедших к ним после разделов Польши, реформу церкви по своему усмотрению, стремясь превратить ее в удобный для себя инструмент. И тогда случилось так, что духовенство, отделенное от светского общества и таким образом ослабленное, легко сдалось «законной» иностранной власти, чтобы отвести ее нападки на церковь, а светская интеллигенция отреагировала на эту травлю пассивно, видя в ней необходимую борьбу с «мракобесием» духовенства.
В результате политика просвещенного абсолютизма увенчивалась иногда в Польше триумфом. Причем первейшая ее задача заключалась в том, чтобы разорвать прямые отношения между польским духовенством и Святым Престолом и добиться того, чтобы все его постановления осуществлялись с разрешения властей в порядке так называемого placetum regium>4.
Екатерина II нашла в этом вопросе послушное орудие в лице Станислава Сестренцевича-Богуша, который, будучи епископом только по названию, принял из ее рук без согласования с Римом сан епископа всей Белой Руси. При этом раскол стал уже настолько очевидным, что папа римский Пий VI, желая его избежать, в 1783 году послал в эти земли своего легата Джованни Андреа Аркетти, который, не в силах все исправить, признал Сестренцевича архиепископом Могилевским, номинально восстановив тем самым отношения католиков Белой Руси с Римом.
Это не помешало Екатерине II снова самовольно организовать католическую иерархию на территории Польши, отошедшей в результате разделов к России, и создать там три епископства. Желая разорвать или, по крайней мере, ослабить их отношения с Римом, она подчинила их департаменту по делам католической церкви, который император Александр I в 1801 году реорганизовал в римско-католическую духовную коллегию. Она состояла из архиепископа Могилевского в качестве председателя, одного епископа и одного назначаемого инфулата
