История Рима от основания Города - страница 56

Вступив в римские земли, враги встретили обоих консулов: (6) Валерий вел пехоту боевым строем, а Брут – передовую конную разведку. Точно так же шла конница и перед вражеским войском, возглавлял ее царский сын Тарквиний Аррунт, а сам царь следовал за ним с легионами. (7) Угадав издали консула сперва по ликторам, а потом уже ближе и вернее – в лицо, Аррунт, возгоревшийся гневом, воскликнул: «Вот кто изгнал нас, исторг из отечества. Вот как важно он выступает, красуясь знаками нашей власти! Боги – мстители за царей, будьте с нами!» (8) И, пришпорив коня, мчится он прямо на консула. Брут заметил, что на него скачут. Тогда считалось почетным, чтобы вожди сами начинали сражение: (9) рвется и Брут к поединку, и столь яростна была их сшибка, что ни тот ни другой, нанося удар, не подумал себя защитить, так что оба, друг друга пронзив сквозь щиты, замертво пали с коней, насаженные на копья. Тотчас вступила в битву вся конница, за ней подоспела пехота; (10) бой шел с переменным успехом, и никто не взял верх: оба правые крыла победили, левые – отступили: (11) вейяне, привыкшие к поражениям от римлян, рассеялись и бежали; тарквинийцы же, новые нам враги, не только выстояли, но даже сами потеснили римлян.

7. (1) Хотя битва закончилась так, Тарквиния и этрусков вдруг охватил ужас, столь сильный, что, оставив затею как тщетную, оба войска, тарквинийцев и вейян, ночью разошлись по домам. (2) О битве этой рассказывают и чудеса: будто в ночной тишине из Арсийского леса раздался громовой голос, который сочли за голос Сильвана[185]; он произнес: «У этрусков одним павшим больше: (3) победа у римлян!» Как бы то ни было римляне оттуда ушли победителями, этруски – побежденными, ибо, когда рассвело и ни одного врага не было видно вокруг, консул Публий Валерий собрал с павших доспехи и с триумфом[186]вернулся в Рим. (4) Товарищу своему он устроил похороны, пышные, сколь это было возможно по тем временам. Еще почетнее для погибшего был общественный траур, особенно замечательный тем, что матери семейств целый год[187], как отца, оплакивали его – сурового мстителя за поруганную женскую честь.

(5) А оставшийся в живых консул (так изменчиво настроение толпы!) из народной милости вскоре попал в немилость и даже был заподозрен в ужасном преступлении. (6) Пошла молва, будто он домогается царской власти, потому что не поспешил он с выбором товарища на место Брута и потому что начал строить дом на вершине Ведийского холма[188] – там на высоком и укрепленном месте это была бы неприступная крепость. (7) Возмущенный тем, что такое говорилось повсюду и что такому верили, консул созвал народ на сходку и вошел в собрание, склонивши фаски[189]. Это зрелище пришлось толпе по душе: склонены были перед ней знаки власти и тем было признано, что величием и силой народ выше консула. (8) Тут, потребовав внимания, консул стал восхвалять судьбу товарища, который пал освободителем отечества в высшей должности, сражаясь за общее дело, в расцвете славы, еще не успевшей обратиться в ненависть, а вот он, пережив свою славу, уцелел для обвинения и для ненависти, из освободителя отечества обратился в подобие Аквилиев и Вителлиев. (9) «Неужели, – сказал он, – никогда никакую доблесть вы не оцените так, чтобы сумели не оскорбить ее подозрением? Мне ли, злейшему врагу царей, опасаться было обвинения в желании царствовать? (10) Да живи я хоть в самой Крепости