В Сицилии он даровал Сиракузам и нескольким другим городам права римских колоний. В Греции передал лакедемонянам остров Киферу в награду за гостеприимство, оказанное ими Ливии во время бегства в Перузинскую войну. Напротив, афиняне, которые раболепно льстили Антонию и Клеопатре, понесли наказание за свою вечную склонность к угодничеству: Август отнял у их небольшого государства остров Эгину и город Эретрию, а также запретил им, как это было в обычае, продавать право гражданства.
Затем он отправился зимовать на Самос, где принял послов царицы Эфиопии, о которых упоминалось ранее.
В Риме народ спокойно провёл выборы консулов Апулея и Силия.
М. Апулей. П. Силий Нерва. 732 г. от основания Рима (20 г. до н. э.)
Как только наступила весна, Август вновь отправился в путь, посетив собственно Азию и Вифинию. Хотя эти провинции, как и Греция, формально подчинялись народу, император всё же осуществлял там свою власть. Мы видели, что сенат предоставил ему верховные полномочия над всеми наместниками в любой провинции, куда бы он ни направился.
Повсюду он действовал как верховный арбитр: назначал наказания и награды, одним раздавал щедроты, других облагал налогами. Особенно облагодетельствованы были жители Тралл, Лаодикии во Фригии, Фиатиры и Хиоса, сильно пострадавшие от ужасных землетрясений. Но кизикенцы лишились свободы – то есть права управляться по своим законам и через своих магистратов, – будучи подчинены назначенному префекту за то, что во время народного мятежа жестоко избили и даже казнили римских граждан. В Сирии он проявил такую же строгость к тирийцам и сидонянам, для которых свобода стала лишь поводом для мятежей и беспорядков.
Путешествие Августа в Сирию вызвало беспокойство у Фраата, который, видя римского императора так близко от своих владений, опасался, что его замыслом было развязать там войну. Он решил, что настало время выполнить условия договора, заключенного им в последний раз с Августом и, казалось, до сих пор полностью забытого. Он вернул римские знамена и пленных – несчастные остатки катастрофы Красса и бегства Антония. Тиберий получил почетное поручение принять их из рук послов парфянского царя.
Таким образом, Август стяжал славу, которую по справедливости предпочитал всем подвигам, достигнутым силой оружия. Действительно, было великим делом заставить единственную соперницу Рима, лишь одним страхом своего имени, воздать ему почести и признать себя – если не подданной, то по меньшей мере ниже его. Он имел право гордиться тем, что стер последние следы позора, который в течение сорока лет лежал на римском имени. Эта слава была предметом желаний диктатора Цезаря и Антония. То, что смерть помешала Цезарю совершить оружием, то, что так плохо удалось Антонию (ибо вместо того, чтобы смыть прежний позор, он усугубил его новым), Август достиг, не обнажая меча, а лишь явив себя. Этот подвиг был прославлен всеми возможными проявлениями общественной радости и восхищения: благодарственными молебствиями богам, овацией, дарованной Августу, триумфальной аркой, воздвигнутой в его честь, медалями, отчеканенными в память столь славного события. Август повелел, чтобы знамена, отнятые у парфян, были помещены в храме Марса Мстителя, который он построил как памятник победы при Филиппах; и по случаю этого всенародного отмщения, касавшегося всей нации, он подтвердил и укрепил прозвание «Мститель», данное им этому богу в память личного мщения, совершенного им над убийцами Цезаря.
