Сентий обладал мужеством и твердостью и, будучи единственным носителем консульской власти, выдерживал этот груз с достоинством, достойным времен республики. Он раскрыл и наказал финансовые махинации и вернул в казну похищенные суммы. Но особенно он проявил себя как великий магистрат при назначении на должности. Он отстранил недостойных кандидатов, претендовавших на квестуру, запретив им участвовать в выборах и пригрозив, что если они осмелятся появиться на Марсовом поле, то почувствуют на себе всю власть консула.
Его твердость особенно понадобилась, когда пришло время избирать его коллегу. Поскольку Август продолжал отказываться, на выдвижение решился Эгнатий Руф – тот самый дерзкий юнец, чьи выходки уже упоминались. Опираясь на народную любовь (ведь он перешел прямо от эдилитета к претуре, минуя промежуточные ступени), он надеялся захватить консульство вопреки воле императора, чтобы затем использовать эту должность для подрыва республики. Сентий приказал ему отступить, но Эгнатий не подчинился, и дело дошло до мятежа, в ходе которого пролилась кровь и погибли люди. Сенат хотел выделить консулу охрану, но Сентий, полный мужества, заявил, что законной власти ему достаточно, и даже если Эгнатий получит большинство голосов, он не признает его избрания.
Однако буря была слишком сильной, и Сентий не мог справиться с ней в одиночку. Пришлось обратиться к Августу, и сенат отправил к нему двух послов. На этот раз император не стал придерживаться прежней осторожности, проявленной два года назад. Он лишил народ права избирать консула и взял это право на себя. Выбрав одного из сенатских послов, Квинта Лукреция (когда-то подвергшегося проскрипциям), он отправил его в Рим в качестве назначенного консула, а вскоре и сам прибыл в город.
Г. Сентий Сатурнин – Кв. Лукреций. 735 год от основания Рима. 19 год до н. э.
При его приближении сенат поспешил удостоить его всевозможных почестей в благодарность за мудрые решения, принятые им в провинциях, через которые он проезжал. Из всех предложенных почестей он принял лишь алтарь, посвященный Фортуне Возвращения, и ежегодное празднество в день его прибытия. Ему хотели устроить торжественную встречу за городскими воротами, и все сословия уже готовились к этому. Но, не любивший пышности и желавший избавить граждан от хлопот и усталости, он въехал в город ночью, как обычно делал в подобных случаях.
На следующий день, явившись в сенат, он попросил для Тиберия (оставшегося в Сирии) знаки отличия претора (ведь уже вошло в обычай отделять привилегии и украшения должностей от самих должностей), а для Друза, брата Тиберия, – ту же льготу, что была дана старшему, то есть право занимать магистратуры на пять лет раньше положенного законом возраста.
До сих пор он лишь намечал первые контуры реформ, которые планировал провести в государстве. Беспорядки, порожденные гражданскими войнами, были слишком укоренившимися, чтобы их можно было искоренить сразу. Резкие меры могли лишь усугубить ситуацию. Тогда он решил возобновить начатое дело: с этой целью он продлил на пять лет свои полномочия по надзору за нравами и законами, а также получил пожизненную консульскую власть со всеми привилегиями, включая первенство перед действующими консулами. Таким образом, не будучи ни консулом, ни цензором, он фактически обладал всеми правами этих высоких должностей. Чтобы облегчить ему их исполнение, сенаторы готовы были заранее присягнуть в соблюдении всех законов, которые он установит. Однако он освободил их от этой присяги, полагая, что если законы окажутся разумными, они и так будут их соблюдать, а если нет – никакая клятва не удержит их от неповиновения.
