Одного порока, однако, ему недоставало – алчности к грабежу. Африка не имела повода жаловаться на его притеснения за два года пребывания у власти – сначала как проконсула, затем как легата при брате. Но нищета, в которую его ввергли расточительность, наконец породила несправедливость: получив обязанность надзора за общественными зданиями, он заподозрили в краже храмовых даров и украшений, подменяя серебро оловом, а золото – позолоченной медью.
Однажды допущенная в его душу алчность довела его до жестокости против собственной крови. От первой жены, Петронии, с которой он развелся, у него был сын. Она, выйдя за Долабеллу, вскоре умерла, назначив сына наследником при условии, что отец, чью расточительность она знала, освободит его от своей власти [7]. Этой предосторожностью она хотела сохранить имущество сына, но навлекла на него гибель. Вителлий эмансипировал сына, но, вероятно, заставив его составить завещание в свою пользу, отравил его, распустив слух, что юноша покушался на его жизнь и, в ярости и стыде от разоблачения, сам принял яд, приготовленный для отцеубийства.
Презрение, которое Гальба питал к Вителлию, стало, как я упоминал, причиной, побудившей императора доверить ему важный пост командующего легионами Нижней Германии. Когда пришло время отправляться, у него не было средств на дорогу; чтобы раздобыть деньги, он заложил бриллиантовую серьгу своей матери Секстилии, женщины высоких достоинств. Кроме того, он сдал свой дом, выселив жену Галлерию и детей в чердачное помещение. Кредиторы, особенно жители Синуэссы и Формий, чьи общественные средства он присвоил, воспрепятствовали его отъезду, арестовав его имущество. Он вышел из затруднения высокомерием и насилием. Вольноотпущенник, которому он был должен, оказался настойчивее прочих; Вителлий возбудил против него уголовное дело, утверждая, что тот ударил его, и несчастный кредитор заплатил пятьдесят тысяч сестерциев [8], чтобы прекратить преследование. Этот пример запугал остальных, и Вителлий отправился. Он прибыл в лагерь около первого декабря года, предшествовавшего смерти Гальбы, и застал легионы в сильнейшем брожении, ждавшем лишь повода для открытого мятежа.
Эта армия гордилась победой над Виндексом. Слава и богатая добыча, добытые без труда и риска, подстрекали ее предпочесть опасности войны покою, надежду на награды – монотонной службе. Эти мотивы действовали тем сильнее, что солдаты долго несли тяготы неблагодарной службы в почти дикой стране под строгой дисциплиной, железной в мирное время, но ослабевавшей в гражданских распрях, дававших возможность менять сторону безнаказанно. Германские легионы составляли мощную силу. Но до последнего похода каждый солдат знал лишь свою когорту; легионы стояли раздельно, две армии оставались в пределах разных провинций. Собравшись против Виндекса, они испытали свои силы и слабость галлов; воодушевленные успехом, они жаждали новой войны и смут, видя в галлах уже не союзников, а побежденных врагов.
Народы Галлии по Рейну питали эту вражду; связанные с легионами общими интересами и чувствами, они подстрекали их против «сторонников Гальбы» – так они дерзко именовали участников лиги Виндекса. По их наущению солдаты, озлобленные против секванов, эдуев и других богатейших народов Галлии, мерили ненависть по богатству hopedанной добычи, мечтая о захвате городов, разорении земель, грабеже золота и серебра. Их алчность и высокомерие – обычные пороки сильнейших – разжигались гордостью галлов, которые издевались над армией, хвастаясь привилегиями и наградами от Гальбы.
