Кажется, к тому же году следует отнести другое дело того же рода, в котором Плиний вновь выступил защитником провинции, угнетённой проконсулом [37]. Цецилий Классик, африканец по происхождению, обращался с Бетикой так же, как Марий Приск, уроженец Бетики, – с африканцами. Плиний, уже служивший справедливому гневу этой провинции против Бебия Массы, счёл невозможным отказать в помощи в новой нужде. Однако Классик избежал суда сената благодаря смерти – естественной или добровольной. Таким образом, обвинителю оставалось требовать лишь компенсации из его имущества в пользу жителей Бетики, что и было получено. Затем он обрушился на тех, кто стал орудием несправедливостей проконсула. Их было множество, и они оправдывались мнимой необходимостью для провинциалов повиноваться римскому магистрату. Их извинения справедливо сочли неубедительными, и они были приговорены к разным наказаниям в зависимости от степени вины. Провинция включила в обвинение жену и дочь Классика: на жену пали некоторые подозрения, но доказательств не нашлось, и её оправдали. Что до дочери, Плиний, считая её невинной, заявил, что не станет привлекать её и не послужит орудием несправедливого преследования.
Оба дела – против Приска и Классика – были поручены ему по решению сената; и те же приговоры, что осуждали виновных, изобиловали похвалами рвению, таланту и честности защитника.
Плиний стал консулом в том же году, когда выступил защитником в этих двух значительных процессах. Он занимал пост консула в течение сентября и октября, а его коллегой был Тертулл Корнут, о котором он часто упоминает в своих письмах – друг всей его жизни, спутник в опасностях во времена тирании Домициана, уже ранее разделявший с ним обязанности смотрителя государственной казны. Для обоих стало сладостным удовлетворением вновь объединиться в исполнении высшей магистратуры. Каждый чувствовал ответственность как за себя, так и за коллегу; Траян же довершил свое благодеяние похвалами, которыми удостоил их при назначении, а также свидетельством о их любви к добродетели и общественному благу, ставившей их вровень с древними консулами.
Именно во время своего консульства Плиний произнес знаменитую панегирическую речь, из которой я почерпнул почти все сказанное мной до сих пор о Траяне. Хотя это хвала, а не исторический памятник, я счел возможным использовать ее с доверием, ибо история, за малыми исключениями, говорит об этом императоре так же, как Плиний.
Порядок расположения его писем позволяет предположить, что примерно в это время произошла трагическая смерть бывшего претора, убитого своими рабами. Его звали Ларгий Македон, сын вольноотпущенника, жестокий и бесчеловечный господин, который, видя в своих рабах [38] отражение положения, в котором жил его отец, вместо того чтобы смягчиться и обращаться с ними мягче, напротив, ожесточался и тем сильнее предавался всяческим зверствам. Рабы отомстили: несколько из них сговорились, напали на него в бане, избили до смерти и оставили лежать на полу как мертвого. Однако в нем еще теплилась жизнь; другие, более верные рабы оказали помощь, он пришел в себя и прожил достаточно, чтобы увидеть казнь своих убийц. В данном случае, судя по всему, никто не помышлял о применении того ужасного закона, который предписывал казнить всех рабов, находившихся под одной крышей с убитым господином; и легко понять, сколь несправедливым было бы это здесь.
