Перейдя Тигр по такому мосту, Траян подчинил Адиабену и Ассирию. Его радовало, что он шел по стопам Александра, захватывая Арбелу и Гавгамелы – города, прославленные в истории македонского завоевателя. Покорив Ассирию, Траян вернулся, вновь перешел Тигр и двинулся к Вавилону, не встретив сопротивления. Парфянское царство, раздираемое междоусобицами, не могло противостоять ему. Траян скорее путешествовал, чем воевал, посетив даже источник битума, использовавшегося при строительстве вавилонских стен. Дион описывает его как колодец, испускавший смертоносные испарения, которые, расширься они, сделали бы страну необитаемой.
Траян, видя слабость парфян, решил двинуться к их столице – городу Ктесифону. Согласно этому плану, ему предстояло вновь перейти Тигр. Чтобы удобнее перевозить материалы для строительства моста, он решил воспользоваться Наармалхой – древним каналом, прорытым еще царями Вавилона для отвода части вод Евфрата, – и соединить его новым каналом с тем местом на Тигре, где он намеревался возвести мост. Однако ему указали, что уровень Евфрата в месте начала работ значительно превышает уровень Тигра, и он опасался, что русло первой реки настолько обмелеет, что судоходство по ней станет невозможным. Поэтому он прекратил уже начатые работы и приказал перевозить лес для моста по суше на повозках.
Показаться перед Ктесифоном и захватить его для Траяна было одним и тем же. Он также овладел Сусами, некогда центром Персидской империи, и, вероятно, в одном из этих двух городов взял в плен дочь Хосрова и завладел золотым троном, на котором парфянские цари принимали поклонение своих подданных. Это завоевание утвердило за ним титул Парфянского, а сенат удостоил его не одного, а нескольких триумфов – или, если верить выражению Диона, «скольких он сам пожелает». Если это правда, то подобная лесть была низкой и жалкой, а если она соответствовала вкусу Траяна, то свидетельствовала о его неумеренной любви к славе и тщеславии, недостойном столь великого принца.
Надо признать, что замыслы, которые он задумал и осуществил после взятия Ктесифона, лишь усиливают это подозрение. Кажется, что успехи вскружили ему голову и вызвали своего рода опьянение даже в этом сильном и твердом уме. Он стяжал достаточно славы, чтобы удовлетворить честолюбие – если бы честолюбие умело довольствоваться. Парфяне, до него часто побеждавшие и чью державу римляне так и не смогли поколебать завоеваниями, были его оружием приведены к невероятному ослаблению. Он отнял у них три великие провинции: Армению, Месопотамию и Ассирию. Благоразумие, несомненно, требовало, чтобы он занялся важной задачей – упрочить завоевания, которые легче сделать, чем удержать, и приучить к римскому владычеству народы, никогда его не знавшие и по своим странно отличавшимся от новых господ нравам готовые к мятежу при первом удобном случае. Вместо этого разумного и осмотрительного плана Траян поддался искушению куда более тщеславной, чем блистательной, идее – дойти до Великого моря.
Он спустился по Тигру и без труда подчинил остров Месену, образованный двумя рукавами реки при впадении в море. Однако сразу же буря, стремительное течение и морской прилив поставили его в крайнюю опасность. Но этого урока оказалось недостаточно, чтобы остановить его: он пересек весь Персидский залив, миновал остров Ормуз и достиг Великого Океана. Там, увидев корабль, отправлявшийся в Индию, он сказал: «Будь я моложе, я непременно перенес бы войну к индийцам». Вместо этого он ограничился Счастливой Аравией, чьи берега были опустошены его флотом, захватившим город, известный в древности под именем Арабия (ныне знаменитый Аден, расположенный к востоку от Баб-эль-Мандебского пролива [12]). Вероятно, именно эту экспедицию имел в виду Евтропий, говоря о флоте, посланном Траяном разорять берега Индии. Этот малоосведомленный сократитель, видимо, спутал индийцев и арабов.
