Траян даже не побоялся уменьшить свои доходы, введя новые ограничения на право взимания двадцатины с боковых наследств, установленное Августом и уже смягченное Нервой. Более того, он пожелал, чтобы его указ имел обратную силу в отношении степеней родства, которые он освобождал от этого налога, и чтобы те, кто подпадал под новое исключение и еще не уплатил, не могли быть к нему принуждены.
Примечательно, что после всех этих разнообразных благодеяний, которые я только что перечислил, Траян оставался в достатке. Одна лишь бережливость, разумное управление и скромность принцепса, как отмечает Плиний, вполне возмещали сокращение его доходов и покрывали все расходы, которые требовались его стремлением облегчать участь народа и осыпать его благодеяниями.
Само собой разумеется, что при таком добром правителе обвинения в мнимых оскорблениях величества не принимались во внимание; люди даже перестали бояться подобных наветов. Мудрость больше не заключалась в том, чтобы позволить себя забыть [9] и погребать свои таланты во тьме: достоинство осмеливалось проявляться, и вместо того, чтобы навлекать опасности и немилость, оно вознаграждалось и почиталось. Траян ценил в гражданах твердость и благородство души. Вместо того чтобы унижать и подавлять сильные характеры, он считал своим долгом взращивать в них благородство и великодушие. Именно им он раздавал должности, жреческие саны и управление провинциями; именно для них он расточал знаки своего уважения и дружбы. Он справедливо полагал [10], что, подобно тому как деспотизм и власть императора – вещи совершенно разные, так и никто не был более склонен любить своего принцепса, чем те, кто с наибольшим нетерпением переносил рабство.
Поэтому он не поддавался подозрениям, страхам и мнительным опасениям; его добродетель служила ему порукой в верности тех, кто был обязан ему повиноваться. Траян доказал это своей благородной уверенностью, когда, вручая Сабурану должность префекта претория, сказал ему, передавая меч – символ его достоинства: «Я вручаю тебе этот меч, чтобы ты использовал его для моей защиты, если я правлю хорошо, или против меня, если я буду править дурно» [11]. Эти великодушные слова, кроме того, подтверждают наше представление о правлении Рима при императорах и показывают, что государственный строй в основе оставался республиканским, а императорское достоинство следует рассматривать как простую магистратуру, подотчетную республике.
Траян получил хороший урок во время тирании Домициана, и его умеренность отчасти была следствием и плодом этого. «Вы жили среди нас, – говорит его панегирист [12], – вы подвергались опасностям, испытывали тревоги: такова тогда была участь достоинства и добродетели. Вы знаете и испытали, насколько дурных правителей ненавидят даже те, кто делает их дурными; вы помните желания и жалобы, которые разделяли с нами тогда; и теперь, став императором, вы руководствуетесь теми же чувствами, которые испытывали, будучи частным человеком».
Плиний, говоря это, лишь повторял слова самого Траяна, который, когда его упрекали за то, что он недостаточно соблюдает мнимую важность в своем поведении и допускает излишнюю фамильярность, отвечал: «Каким я желал видеть императора по отношению к себе, будучи частным человеком, таким, став императором, я хочу быть по отношению к частным лицам» [13]. Действительно, следуя примеру Августа, он навещал своих друзей – и здоровых, и больных; если они справляли какое-либо семейное торжество, он приходил и садился среди гостей; он часто занимал место в их колесницах. Он чувствовал себя достаточно достойным, чтобы не нуждаться в том, чтобы подчеркивать это пышностью.
