Север только этого и ждал. Его политика состояла в том, чтобы всегда сохранять видимость правоты, оставляя противнику роль агрессора. Он уже выступал в поход, как будто направляясь в Рим (и, если не ошибаюсь, прошёл большую часть пути), когда узнал об открытом мятеже Альбина. При этой вести он собрал солдат и, воспользовавшись прекрасным случаем обличить неблагодарность соперника, без труда добился, чтобы они объявили его врагом и выразили полную готовность идти на него войной. Император подкрепил их рвение щедрой раздачей денег.
Последовательность событий заставляет меня согласиться с г-ном де Тиллемоном, что именно на этом же сходе Север пожаловал титул Цезаря своему старшему сыну Бассиану, одновременно переменив его имя на Марк Аврелий Антонин. Это тот самый принц, которого мы обычно называем Каракаллой. Его отец, любивший демонстрировать глубокое почтение к памяти Марка Аврелия (хотя сам мало походил на него), желал дать тому особое свидетельство, передав своему наследнику имена этого мудрого императора. Что касается имени Антонина, известно, каким почитанием оно пользовалось в описываемую мной эпоху. Каракалле было тогда не больше восьми лет.
Место, где Каракалла был провозглашён Цезарем, известно нам из Спартиана. Север стоял тогда лагерем близ города Виминация в Мезии на Дунае. Весьма вероятно [1], как я уже отмечал, что там же войско Севера объявило Альбина врагом. С этого момента соперники перестали церемониться и открыто двинулись друг против друга: Север – из Мезии, Альбин – из Британии.
По-видимому, план последнего состоял в том, чтобы прорваться, если удастся, в Италию и добиться признания в Риме, где у него было много сторонников. Север, понимая, как важно помешать осуществлению этого замысла, отрядил часть войск занять альпийские проходы со стороны Галлии, а с главными силами поспешил навстречу, проявляя ту энергию, которую позволял его характер. Он подавал всем пример, мужественно перенося тяготы пути; никакие природные препятствия не могли его задержать; он бесстрашно шёл навстречу снегам и стуже; отдыхал лишь тогда, когда того требовала крайняя необходимость, – и такой пример действовал на всех сильнее любых увещеваний. Таким образом он успел опередить врага, уже завладевшего Лионом, и встретил его близ этого города у ворот Италии.
Между тем приготовления к новой гражданской войне встревожили Рим, и среди множества жителей мнения разделились в зависимости от интересов. Одни сенаторы, в том числе и Дион, оставались в стороне, выжидая исхода и готовые покориться победителю; другие, связанные личными узами либо с Севером, либо с Альбином, разделяли страхи и надежды обоих соперников. Народ, который война затрагивала непосредственно и который не мог от неё ждать никаких выгод, выражал своё горе и недовольство открыто и громко. Во время цирковых игр незадолго до сатурналий (что позволяет датировать это концом декабря), бесчисленные зрители наблюдали шесть заездов колесниц, почти не уделяя им внимания, поглощённые более важными мыслями. Перед седьмым заездом все, словно по уговору, воздели руки к небу и стали молить богов о спасении города. Затем раздались крики: «О царица городов! О вечный город! Что станется с тобой? Долго ли нам терпеть одни и те же беды? Долго ли будут длиться междоусобные войны?» После многих других подобных восклицаний они, однако, смолкли и вновь обратили внимание на зрелище.
