[5] Терни в герцогстве Сполето.
[6] Дион относит назначение Альбина на титул Цезаря ко времени первых шагов Севера, ещё до того, как тот покинул Паннонию. Я следую хронологии Геродиана. Нетрудно согласовать этих двух авторов, предположив, что переговоры между Севером и Альбином начались в период, упомянутый Дионом, но завершились лишь тогда, когда Север уже овладел Римом.
[7] 1250 фунтов.
[8] 125 фунтов.
[9] Иначе Гераклея.
[10] Спартиан, так объясняющий события в «Жизни Севера», в другом месте («Нигер», 6 и 7) допускает, что существовал иной план соглашения, по которому Нигер был бы сопричислен к Северу, но в подчинённом положении. По его словам, срыв соглашения произошёл по вине Нигера, который не из-за отсутствия желания, но под влиянием корыстных советов некоего Аврелиана (искавшего выгоды в том, чтобы укрепить его в первоначальных притязаниях) отказался уступить. Это явное противоречие у Спартиана, и весь рассказ лишён правдоподобия. Поэтому я не упомянул его в основном тексте.
§ II. Разрыв между Севером и Альбином
Север, как я уже отмечал, примирился с Альбином и уступил ему титул Цезаря лишь для того, чтобы не иметь одновременно двух врагов на противоположных концах империи – в Сирии и в Британии. Когда же он победил Нигера и восстановил спокойствие на Востоке, одержав победы над варварами на этих границах, у него не осталось причин щадить единственного оставшегося соперника, и он задумал от него избавиться.
Не знаю, можно ли доверять свидетельству Геродиана и Капитолина, которые утверждают, что прежде чем прибегнуть к открытой силе, Север попытался пойти низким и вероломным путём убийства, отправив Альбину письмо, полное заверений в дружбе, с солдатами-убийцами, которым было приказано просить тайной аудиенции – якобы для сообщения важных дел – и заколоть его, как только он окажется вдали от своей охраны. Замысел убить полководца среди его войск, Цезаря в провинции, где его власть признавалась, кажется мне маловероятным; да и если бы Север был настолько зол, чтобы задумать такое, он был слишком умен, чтобы верить в возможность исполнения. Согласно тем же авторам, затея не увенчалась даже малейшим успехом. Альбин заподозрил неладное, велел схватить убийц и, вынудив их пытками признаться в своём поручении, предал их казни, после чего решил отомстить тому, кто их подослал. Впрочем, для разрыва едва ли требовались столь веские причины.
Я следую за Дионом, который просто говорит, что Север после победы над Нигером отказался признавать за Альбином прерогативы, связанные с титулом Цезаря, тогда как Альбин, напротив, претендовал даже на титул Августа. Этих немногих слов достаточно; ничего не добавляя к совершенно естественному ходу событий, они показывают, как война стала неизбежной между двумя честолюбцами, чьи притязания оказались столь непримиримы.
Правда, можно удивляться, почему Альбин так медлил с открытым выступлением. Но мы видели, что сначала он стал жертвой козней Севера, и неизвестно, как долго длилось это заблуждение. Когда же он прозрел, то, хотя и не предпринимал пока явных действий, всё же не терял времени даром. Тайно он старался приобрести друзей и сторонников в сенате, где его рекомендовали два важных обстоятельства: знатность, которую ему приписывали, и мягкость нрава, столь отличавшая его от сурового Севера. Он привлёк на свою сторону Галлию и Испанию, сосредоточив там значительные силы. Он даже обратил взор на восточные провинции, стараясь заручиться там поддержкой щедротами к городам, разорённым войсками Нигера. Наконец, когда он счёл себя достаточно сильным, чтобы больше не скрывать своих намерений, он сбросил маску и, ссылаясь, вероятно, на несправедливости Севера, велел провозгласить себя Августом. Наши историки не упоминают об этом последнем шаге, но он подтверждается монетами, на которых Альбин, что особенно примечательно, соединяет имя Септимия с титулом Августа, объявляя себя тем самым в одной надписи и сыном, и врагом Севера.
