Осажденные сопротивлялись с крайним упорством. Потеряв множество лодок, они строили новые из дерева разрушенных домов, а женщины отдавали волосы для изготовления канатов. Запасы стрел и камней истощились из-за долгой осады. Византийцы стали использовать камни от разрушенных театров, а затем и бронзовые статуи, украшавшие город, – метали их на врагов.
Сломить их упрямство смогло лишь бедствие, превосходящее человеческие силы. Начался голод. Хотя город иногда снабжали отчаянные купцы, соблазненные прибылью: они грузили корабли припасами, подставлялись под течение и намеренно попадали в руки византийцев, – в конце концов, нехватка пищи стала столь ужасной, что жители вымачивали кожи, пытаясь извлечь из них сок, а затем дошли до каннибализма.
В этой чудовищной крайности осажденные предприняли последнюю попытку. Оставшиеся сильные мужчины, дождавшись шторма, сели на корабли, решив погибнуть или доставить провизию согражданам. Им повезло: они достигли неохраняемых земель, разграбили все, что нашли, и перегрузили добычу на свои суда. Но возвращение оказалось роковым. Воспользовавшись продолжавшейся бурей, они вышли в море. Осаждавшие, увидев перегруженные корабли, едва державшиеся на воде, поняли, что легкая добыча у них в руках. Римские суда, не вступая в бой, сталкивали византийские лодки шестами или пробивали таранами. Даже легкий удар часто отправлял их на дно. Конвой не оказал сопротивления: все пытались бежать, но ветры и враги уничтожили все до единого судна.
Это было мучительное зрелище для византийцев, которые со своих стен видели, как рушится их последняя надежда. На следующий день, когда море утихло, они яснее осознали масштабы катастрофы, увидев всю поверхность вод, покрытую мёртвыми телами, которые волны прибивали к их гавани и выбрасывали на берег. В отчаянии, сломленные поражением, они наконец решили открыть ворота врагу и сдались на милость победителя. Победители воспользовались своим правом без жалости: они перебили всех воинов, магистратов и командиров. Что же до судьбы самого города, они запросили указаний императора, находившегося тогда в Месопотамии.
[Септимий Север принял известие о падении Византия с взрывом радости.] Он немедленно собрал своих солдат и объявил им: «Мы наконец взяли Византий!» Однако безмерное удовлетворение от этого успеха не смягчило его сердца. Он обрушил на несчастный город всю возможную суровость: конфисковал имущество жителей, лишил его статуса свободного города и даже звания города, низведя до положения tributaria (платящего дань) и простого поселения. Византий с округой подчинили юрисдикции перинфян, которые бесчинствовали, злоупотребляя властью. Но и это не всё. Север разрушил стены и укрепления города, что, по мнению Диона, нанесло империи тяжкий удар, лишив её мощнейшего бастиона, сдерживавшего всю Фракию и господствовавшего над Азией и Понтом Эвксинским. «Я видел Византий, – добавляет историк, – в таком руинном состоянии, что можно подумать, будто его захватили не римляне, а варвары».
Север, однако, спустя время смягчился по отношению к византийцам и антиохийцам благодаря мольбам своего сына Каракаллы, тогда ещё ребёнка. Он несколько ослабил первоначальные наказания для этих городов, но не восстановил Византий в прежних правах. Напротив, подтвердил подчинение перинфянам. Действительно, как видно из церковной истории, вплоть до времён, когда Константин отстроил Византий и дал ему своё имя, местный епископ признавал митрополитом епископа Перинфа (Гераклеи). Известно, что Церковь в распределении провинций и митрополий следовала гражданскому административному делению.
