В феврале 1797 года при французской Итальянской армии возникли польские легионы под командованием генерала Генрика Домбровского. Среди телохранителей первого консула Французской республики Наполеона Бонапарта появились поляки из числа легионеров, отличавшиеся от других охранников своей красивой и особенно пышной формой. Значительная часть польских легионов Наполеона была выходцами из силезского города Тешина. При благоприятном для поляков развитии событий эти легионы должны были составить основу армии будущей возрождённой Речи Посполитой. Однако практичный генерал Наполеон Бонапарт использовал легионеров в своих целях. В планы корсиканца восстановление независимой Польши было отнюдь не первостепенной задачей. Очень скоро добровольцев-легионеров рассредоточили, а 6.000 несчастных поляков услали подавлять восстания чернокожих рабов во французской Вест-Индии. Из них выжили только 500 человек, а остальные погибли частью в сражениях, а в большинстве случаев умерли от тропических болезней. Правда, спустя годы на Гаити часть чернокожего населения стала носить польские фамилии и считать себя потомками поляков…
У поляков и литвинов, оставшихся на землях предков, судьба сложилась иначе. C присоединением новых провинций к России они были разделены сначала на наместничества, а в 1797 году – на губернии и подчинены центральному управлению всего государства, то есть министров в Санкт-Петербурге. Пинский повет Брестского воеводства стал теперь Пинским уездом Минской губернии, а Махновский повет Брацлавского воеводства, куда выехал Григорий, младший сын Стефана Владиславовича Дзиковицкого, – уездом Волынской губернии. Тем не менее, в сознании проживавшего в Юго-Западном и Западном краях населения, оно, население, продолжало жить на территории Речи Посполитой, а не в русских провинциях. Для того, чтобы начать сознавать эти земли Малороссией и Белоруссией, должно было пройти два-три поколения.
Все старые местные учреждения Речи Посполитой, восстановленные Тарговицкой конфедерацией, существовали до 1797 года. Охоцкий писал: «Царствование Павла I сказалось повсюду большими переменами. […] В то же время Павел I восстановил всё, что было связано с судебной системой в Речи Посполитой – законы, трибунал, земские суды и даже польский язык судопроизводства. Охоцкий отмечал: «Радость всех жителей по поводу этих милостей трудно даже описать, а благодарность к императору высказывалась при всяком случае».
В 1797 году Михал-Клеофас Огинский переехал из Константинополя в Париж, где вошёл в контакты с Директорией и Талейраном с целью восстановления Польши, но скоро потерял веру в успех этого дела и получил разрешение вернуться в Россию.
* * *
Войны были постоянным элементом жизни Великого княжества Литовского, постоянная необходимость защиты своей государственности предопределили чрезвычайно высокий статус воина в обществе, его особые вольности и привилегии и, кроме всего прочего, непосредственно повлияли на численность шляхетского населения в Речи Посполитой.
Привилегированное сословие всегда составляло незначительное меньшинство населения любого европейского государства. Но численность шляхты в Речи Посполитой была отличительным признаком её социальной конструкции от остальной Европы. Тогда как Франция в конце XVIII века имела численность благородного сословия не полных ¾ процента, а в Российской империи начала XIX века дворянство составляло примерно 1% всего населения страны, в Речи Посполитой в те же годы шляхта составляла более 10% от общей численности населения. А некоторые историки приводят даже цифру в 13%! Даже после окончательного раздела Речи Посполитой околичные шляхтичи в Российской империи в большинстве своём не платили налогов и были свободными людьми. Имея собственную землю, выращивали хорошие урожаи, держали много скота, коней, занимались бортничеством, охотой, рыболовством. Терпеть такое было невозможно. Царское правительство серьёзно взялось за шляхту. Лишение «дворянства», высылка в Сибирь, притом целыми сёлами и шляхетскими домами, суды и расправы…
