Но, проходит каких-то десять секунд отсчета, звучит музыка, и все исчезает. Есть только свет софитов, камера и звук. Условный сигнал – можно петь. В эти момент и происходила моя настоящая жизнь. Все остальное лишь фикция, рухнувшая подобно декорациям, задетым локтем Марики. А потом еще дубль. И еще.
Габро жутко разнервничался к седьмому, что ли прогону, когда судьи уже были готовы не стопать очередной косяк наших соперников. И, конечно, на восьмой раз забыл слова. И тут произошла магия, когда мы начали петь вдвоем. Он всего на пару секунд позже, но идеально попадая в ритм музыки. Всего пару строк, потом он все нормально вспомнил, но этот кусочек был почти совершенным. Потом я узнала, что именно этот момент использовали для главной заставки конкурса. Приятно.
Когда жюри, собрав нас всех на сцене, объявило, что дальше пройдет только одна пара из четверки, я чуть не упала в район оркестровой ямы от удивления. Да и другие заметно напряглись. Вот так сразу отрезать половину участников – явный перебор. Но, после запуска шоу в эфир оказалось, что мы не так интересны, и нам убрали пару эпизодов. Обычная практика. Если кто-то и готов был упасть в обморок, то держался стойко. За такое бы точно сразу выгнали.
На Марику было грустно смотреть, девчонка явно осознавала, что видит этот ангар последний раз. Зато ее партнер надулся от гордости, и пытался послать мне пылкие взгляды. Бесполезно, как выяснилось, жюри не стало делить пары, за что мне потом доставались все йогурты Габро, такая вот у него странная благодарность.
Забавно, но одну пару они оставили, как запасную, на случай если кто-то из прошедших отбор сдуется до следующей недели. Каким монтажом это собирались выводить мы так и не узнали. Наша десятка стала крепкими орешками.
Вместе с тем, после столь жесткой чистки, нам стало в разы легче. Видимо, любительницы рассыпать землю на лицо, пока ты спишь, счастливо уехали домой. Я сообщила Дже о победе, но в ответ получила лишь пик большого пальца. И это человек, который в пять утра мог написать мне о свойствах ствола дерева, на котором он сидел в саду, в ожидании, когда отопрут калитку, и он сможет прибежать ко мне. Чтобы говорить о деревьях еще часа три. Мне нравилось.
По вечерам, когда работа замирала, и я смазывала ноги антисептиком, чтобы почистить очередную прорвавшуюся мозоль от неудобных туфель, я любила вспоминать то время. Почти каждый день мы ходили в парк. Конечно, парком он называется лишь условно. По факту, это скорее лес в предгорье, местами переходящий в болото. Там можно было найти ежевику в колючих кустах, мелкие красные ягоды брусники, которой мы набивали карманы. Дже всегда лазил за самыми крупными ягодами для меня, а потом преподносил в подарок, как драгоценный камень. Однажды за такими зарослями мы нашли маленькую поляну, окруженную кустарником и вьюнами, спускающимися со скалы. В центре ее лежал длинный широкий камень, на котором можно было лежать вдвоем. Это странно, но в жару он всегда был прохладным, а в холод теплым, отчего мы считали его заколдованным. Там никогда не было людей, даже их следов в виде пачек чипсов или окурков, зато прилетали птицы. Там мне казалось, что мы одни в этом мире, и так и было в определенной степени. Это здорово, когда есть друг.
В мире не было темы, которую мы не могли обсудить. И это были самые теплые, самые искренние разговоры. Кажется, тогда Джереми было интересно вообще все, что происходит со мной, в моей голове и загадочной мышце, именуемой сердцем. Пока весь мир сходил с ума от безработицы, пытался преодолеть кризисы и подчинить искусственный интеллект, плавно выходящий из-под контроля, мы лежали на камне, прижавшись друг к другу. Мы были счастливы.
