В декабре умерла мама. В дом съехались друзья и родственники, утешали отца, а он с негодованием отмахивался. Говорил, что нет повода грустить.
– Разве вы не знаете, что она прожила хорошую жизнь? Мы были счастливы. И за эти годы успели сказать друг другу всё, что хотели. Она знала, что я её люблю.
Неделей позже отец написал последнюю картину. Из оттенков синего, без малой примеси других цветов. «Здравствуйте. Бернар!» – «Здравствуйте, мадам». – «Вы сделали то, о чём я просила?» – «Да». – «Вы отнесли всё в синюю комнату?» – «Всё… Мадам, нам всем очень жаль». Отец, не снимая полотно с мольберта, оставил его сохнуть, а сам вышел на веранду. Сел в кресло-качалку. Раскачиваясь, всматривался в синие воды моря и плакал. Клэр прежде не видела его слёз. Не решалась спросить, о чём он плачет. А к вечеру отец ушёл навсегда. Клэр осталась одна. В опустевшем доме. Открытая новому миру и новой жизни.
В начале февраля она закрыла стеклянные двери опустевшего бюро и передала ключи новому арендатору. Долго не решалась уйти. Вдыхала солёный воздух. В непогоду морские брызги покрывали пристань, орошали стоянку и долетали до стен бюро. Сейчас, в бухте Спасения, когда очередная волна разбилась о риф, Клэр позволила себе обмануться. Повернув голову и не открывая глаза, увидела соседние конторки – супермаркет, аптеку, фирму, ремонтировавшую парусные корабли, – и проход к ночному клубу местного мафиози. По крайней мере, мафиози его называл отец. Франсуа веселило подобное соседство. Если они с маленькой Клэр засиживались в бюро, она наблюдала, как к клубу стягиваются военные с расположенной неподалёку вертолётной базы. Базу теперь перенесли в Йер, а тогда она неизменно поставляла мафиози новых клиентов. Он нанимал для них мини-автобус, чтобы к утру развозить нагулявшихся солдат по домам и казармам.
Сейчас, как ни странно, больше вспоминались не чертёжный стол, не судна, покачивавшиеся у пристани, не мальчишки, прыгавшие с каземата, а дешёвый запах курицы, которую жарили в соседнем супермаркете. Её аромат поднялся из памяти до того явственно, что Клэр невольно открыла глаза, на краткое мгновение уверовав, что силой мысли перенесла себя домой.
Нет, она по-прежнему была в бухте Спасения. На берегу её ждали Дима, Лоран и игравшая со Стинки девочка Малайя.
Краткое путешествие домой помогло Клэр принять решение.
Вчера на рассвете вторая экспедиция спустилась с Обзорного плато. Путники торопились в лагерь, подбадривали друг друга надеждой вечером вместе сходить в «Макдоналдс», на худой конец в «Джолиби». Вперёд вырвался Лоран, он будто угадывал ароматы чизбургера и веселил Клэр: подпрыгивал, руками закручивал воображаемые усы и, подражая Джеку Монтерею из «Чипа и Дейла», тянул: «Сы-ы-ы-ы-ыр». Багвис и Мактангол не разделяли его веселья и приговаривали, что корабль, привлечённый сигнальным костровищем, заглянет в бухту на час-другой, но едва ли задержится на целые сутки, поджидая остальных выживших, – никто не захочет выбиваться из графика, а потом платить штрафы. Маурисио успокаивал их, уверенный, что его жена Кэй и сестра Тала остановят хоть целый авианосец и не отпустят его, пока Маурисио к ним не присоединится.
Страхи и надежды оказались пустыми. Клэр поняла это, когда выбежала к углям сигнального костра и встретила удручённые взгляды Роуз и Аналин. Не было ни самолёта, ни корабля, ни захудалой моторной лодки. Когда вспыхнул костёр, на вахте стоял Адриан. Точнее, лежал. Филиппинец уснул, едва сменив на скальном выступе Эрнестомладшего, и в слезах корил себя за неосмотрительность. Адриан не знал, кто именно зажёг костёр. В ночной сутолоке разобраться было трудно. Когда стихли радостные крики, Тёрнер и Самоедов провели перекличку, но без толку. Одно они знали наверняка – головню под сухие пальмовые листья бросили нарочно. Перекинуть её из защищённой ямы ветер не мог. Значит, кто-то намеренно уничтожил с таким трудом возведённое костровище. Но кому из выживших придёт в голову лишить всех главной надежды на спасение?
