Италия De Profundis - страница 4

Все чаще и чаще я задумываюсь о том, чтобы погаснуть: сколько во мне еще осталось плоти?

Я все еще никак не начну. Мы так никогда и не начнем.

Давайте расставим точки над i. Отбросьте все. Вы все увидите. Есть ли лицо у «Я» и какое оно?

«Я» хранит внутри памятные даты.

Однажды в такой памятный день, когда внутри сгущаются сумерки, внезапно всплывает на поверхность нечто пугающе страшное. Я, как тот, кто вспоминает, отказываюсь упасть в его объятья. Так нарастает новый пласт лицемерия.

Недавно за ужином девочка, играя под столом со щенком, сказала собаке-матери: «Знаешь, как он радовался оттого, что я увидела, какие у него голубые глаза?»

Голубоглазые собаки грызут изнутри ваши пустые телесные оболочки.

А я же… Я: пристроился. Я: узуфрукт. Я: ростовщик с собой и другими. Я: потребитель. Я: нигилист.

Должен ли я еще раз окунуться в свое горе, нырнуть глубже?

Тень неги. Люди из ивовых прутьев. Переливающиеся миражи. Призраки этого мира.

Новая форма ликующей матери, ликующего отца. Вот я рождаюсь, трясущийся комок, идущий ногами вперед, самоформирующаяся форма. Бесформенное порождает форму. Я рождаюсь из самоформирующихся форм. И я здесь ни при чем.

Баюкай меня, Земля, вином твоего Средиземноморья, раствори же мягкую кость моего хребта.

Чтобы я перестал сознавать окружающее.

Италия, пританцовывая, подошла к огромной бездне: это не вакхический, а безумный танец, танец одержимого исступления, который медленно течет по ее лимфе, повсюду белые и серые кровяные тельца, серый ничтожный гул, монотонное бормотание, бессмысленная хвала всему подряд: продукты, формулы забвения, отчуждение самих себя. Страна, залитая грязью, заболоченная, переполненная настолько безынтересными формами жизни, что даже энтомологи не желают их замечать. Она разрываема невероятными и разоблачительными противоречиями. Страна, что подобна лагерю беженцев в африканском Дарфуре, только наоборот. Сплошное мясо. Мясо, залитое маслом.

Мне даже нечего вспомнить, хотя я многое видел.

Я все никак не начну.

Это оно, лето временного откровения.

Где был бы тот, «кто многое видел», когда бы сегодня он был способен любить?

Любить… Это состояние знакомо каждому. Представьте себе, вспомнив все пережитые чувства, что означает встретить абсолютно любимое существо, вне которого никакой любви и быть не может.

Тогда отчего же мне не остаться навеки в глубокой тени экстаза?

Почему бы не жить тем, иным человеком, чистейшим и полным, свободным от всего звериного, cамой квинтессенцией человека?

Италия-Зверь. Италия сплошных зверей.

Душа всенепременно подобна амфибии.

И между двумя уровнями – разрыв.

Я познаю любовь и то, что люблю, проводя аналогии, отрицая, исследуя себя и предмет любви ступень за ступенью.

Благородный человек должен подниматься, соблюдая меру.

Если душа слишком умна, она не может слиться с возлюбленным.

И, значит, мое «я» – это не Италия, не страшный 2007, но лишь взгляд, обращенный в глубины самое себя.

– Как же это произойдет?

– Отбрось все.

Итак, все это было праздным и трудным летом 2007-го, но вот уже года два, как я…

Представьте себе…

Новогодняя ночь. Наступает 2006 год. Преамбула к трупно-смердящему 2007 году.

Представьте себе отца, который вот уже три года как еле тянет лямку жизни: у него опухоль. Его страдания – мое призвание любить, его призвание любить, но мы оба молчим, окаменелые; мы словно два Орфея, оглянувшиеся и навсегда потерявшие Эвридику. Навсегда, навсегда.