Над организацией выезда провозились целую неделю, и если деньги на предполагаемую покупку, как ни странно, нашлись быстро, то машину искали дольше всего. В конце концов Дима доконал родителя дать нам грузопассажирский уазик, имеющийся у них в хозяйстве, но только на условиях, что мы сами обеспечим себя топливом. По понятным причинам рассказать правдивую версию нужды в нем мы не могли, и Дима объяснил это необходимостью практики вождения, что его отец только приветствовал.
В общем собрались и отправились, правда вчетвером, Вадик не смог поехать, как сказал об этом Саня: «Наверное, гусям головы рубит? Он же вечно их кому-нибудь рубит!» Примерно к обеду мы въехали в деревню и прокатившись по центральной улице дважды, дружно уставились на Диму, тот только бормотал: «Смотрю, смотрю…», – как вдруг умолк и, напрягшись, резко прибавил ход. Машина с пробуксовкой пошла вперед, подпрыгивая на кочках, переходящих в ямы. Проехали узкую вырубку, зажатую между дорогой и речушкой с болотистым берегом. По узкой тропинке, вдоль воды шел маленький рыжий мужичок в широком длинном балахоне. Вдруг Дима завопил и ткнул в открытое окно пальцем:
– Вот он! – и ударил по тормозам так, что визг колодок разлетелся по окрестностям рваным эхом.
Мужичок замер как вкопанный и вытянул шею, отчего стал напоминать суриката, высматривающего опасность. Но спустя долю секунды бросил какой-то узел и рванул вдоль дорожной насыпи в противоположном направлении.
– И че было орать? – сквозь смех спросил Саня.
– Че делать? – напрягся Дима.
– Дави педаль, может, еще догоним! – предложил я, и машина рванула с места.
Мы быстро поравнялись с бегуном и стали поочередно выкрикивать всевозможные уговоры для его остановки. Но спринтер был неуклонно сосредоточен на беге, пока вдруг не исчез с глаз.
Дима остановился, мы выскочили из машины и разбежались по обеим сторонам насыпи. Я и Саня спустились к вырубке, а Дима с Лёхой на противоположную сторону дороги. Стоило разглядеть отверстие водосточной трубы под полотном тракта, как я невольно расхохотался.
– Мужик, вылезай!
– Не сяду, не сяду, не сяду… – слышалось из трубы монотонное повторение похожее на мантру.
– Это китайское КГБ! – гнусаво и громко объявил Саня. – По законам военного времени – расстрел на месте!
Реагируя на мой укорительный взгляд, Саня насмешливо хмыкнул и отошел в сторону.
– Мужик вылезай! Поговорить надо! – предложил Леха уже с обратной стороны трубы, но мужичок заладил свое «не сяду…» и не поддавался на уговоры.
Минут около двадцати мы поочередно упрашивали его вылезти, пока наконец не рявкнул Саня:
– Дима, ты балбес! Ты его напугал, ты и доставай!
И после короткой нервной перепалки Дима все же полез в трубу, кряхтя как старый дед.
Из трубы доносилась возня и короткие крики, Леха напряженно прошептал, что, если вдруг рыжий вырвется, нужно быть готовыми его принять. Хотя это не пригодилось и спустя полминуты Дима выволок его за шкирку, встряхнул, и сказал, снимая с его башки кусок налипшей паутины:
– Помнишь меня? Ты элекрощиток мне продал!
Но остекленевшие глаза мужичка выражали пустоту ночного леса, и он только часто моргал и громко сопел.
– Нет не годится, давай его в машину! – сказал я и взял мужичка под руку.
Усадив его на заднее сидение, мы на все голоса втолковывали ему, что не имеем ровно никакого отношения к милиции и правоохранительным органам вообще. В качестве аргумента предлагали собственную молодость и невозможность быть занятыми на какой бы то ни было службе просто по возрастному несоответствию. Психологическая блокировка сошла с застывшего лица мужичка, только когда Саня показал деньги.
