– Ты кто такой, старец? – с некоторым испугом закричал в ответ Иван Васильевич. Он был в то время очень религиозен и вид священника, появившегося еще при таких грозных обстоятельствах, произвел на него глубокое впечатление.
– Я поп Сильвестр! Огонь небесный испепелил Москву за наши грехи!
Я пришел спасти твое царство!
– Слава Господу! Это еще не конец света! – облегченно перекрестился царь и велел охране пустить к себе нового знакомого.
Иван Васильевич и поп Сильвестр уединились вдвоем в покоях государя
и не выходили несколько часов. Придворные и бояре не знали, что и подумать. Некоторые из них, опасаясь за жизнь царя, предлагали даже ворваться в его спальню, однако большинство настояло на том, чтобы терпеливо ждать развязки.
Вышли царь и поп к людям вместе, держась за руки, как самые близкие люди. Все боярские кланы были в шоке, а особенно Захарьины-Юрьевы (будущие Романовы).
– Я старался, поджигал, рисковал жизнью и свободой, а тут приходит какой-то никому неизвестный поп и прямо из-под носа уводит у меня царя! – переживал шурин царя Никита Романович Захарьин-Юрьев. – Есть справедливость на этом свете?!
Вскоре под окнами резиденции действительно появились погромщики, однако, увидев Государя, повалились на колени. Иван Васильевич в свою очередь объявил им милость, обещав за свой счет восстановить сгоревшие дома и торговые лавки. Бунтовщики угомонились и отправились в обратный путь, громко славя царя (впоследствии все зачинщики бунта были вычислены и арестованы).
После такого счастливого окончания восстания, Иван Васильевич проникся уважением и доверием к Сильвестру, который все это тревожное время не отходил от него ни на шаг, громко молясь и призывая Господа в защиту.
Новый фаворит царя стал его духовником и особо приближенным лицом. Вокруг него сформировалась команда, куда вошли: бедный костромской дворянин Алексей Адашев, князь Андрей Курбский и митрополит Макарий. Последний раньше был особо доверенным человеком Ивана Шуйского, которого тот поставил на должность, однако после падения своего шефа не только избежал опалы,
но, моментально переобувшись в воздухе, стал активным членом нового правительства.
Целые дни царь и его любимый поп Сильвестр проводили вместе, обсуждая, как государственные вопросы, так и личные проблемы Ивана Васильевича.
Однажды между ними произошел очередной судьбоносный разговор.
– Как думаешь, поп Сильвестр, что мне следует сделать, чтобы не допускать восстаний и других эксцессов в будущем? Очень уж мне эти народные мятежи не по нутру! Пугают своей непредсказуемостью.
– Ты Иван Васильевич, как я тебе не раз говорил, очень умный человек! – перекрестил его поп. – У тебя прекрасная душа, которая стремится познать Господа, и великое добродетельное сердце. Но ты слишком легкомыслен, зачастую суетлив и, уж извини, но, как я успел заметить, очень любишь приложиться к алкогольным напиткам. Сейчас только десять утра, а от тебя уже пахнет водкой.
А помнишь, как ты вчера напился и стал тащить меня на медвежью охоту? Как ты себе это представлял? Я уже немолодой человек в рясе и тоже не вполне трезвый буду бегать ночью по лесу искать медведей? А позавчера ты, женатый мужчина, пытался вызвать к нам блудниц, и мне пришлось на коленях умолять тебя не делать этого и несколько раз пить с тобой на брудершафт!
– Я не знаю, почему я такой! – тяжко вздыхал Иван Васильевич. – Во мне будто живут два разных человека. Один стремится познать божественные истины, ненавидит грешить, обожает свою жену, хочет делать людям добро, мечтает защитить бедных и посвятить себя строительству великой русской православной державы – божьего царствования на Земле. Другой же человек каждую минуту требует блуда и пьянства, а мечтает только об одном: убить как можно больше людей!
