Иван Крылов – Superstar. Феномен русского баснописца - страница 28

По версии М. А. и Я. А. Гординых, весной 1797 года, в дни коронации Павла I, он поднес новому самодержцу свою «Клеопатру» и удостоился весьма милостивого приема166. Рукопись крыловской трагедии действительно имелась в библиотеке Павла, позднее уничтоженной пожаром, однако все остальное не выдерживает критики.

Гипотеза Гординых основывается на не вполне корректном прочтении конспективной дневниковой записи Погодина о беседе с Крыловым от 27 октября 1831 года, где речь шла, в частности, о Дмитревском. Скорее всего, именно он, а вовсе не Крылов, обозначен инициалами «И. А.» в диалоге с Павлом I: «У Крылова. О прост<оте> Дмитрев<ского> (Павел встрет<ил> и сказ<ал> Здр<авствуй,> И<ван> А<фанасьевич>. Здр<авствуйте и> вы). – Он подав<ал> ему трагед<ию> Клеопатра»167. Ответная реплика без этикетного «ваше императорское величество» была бы уместна лишь в диалоге равных, в обращении же к царю ее можно извинить только «простотой» пожилого актера. Представить на его месте Крылова невозможно. Дмитревский был на двадцать лет старше Павла, император знал его еще с тех пор, как в раннем отрочестве начал посещать театр; это делает правдоподобным обращение к нему по имени-отчеству. Крылов же, напротив, был на пятнадцать лет моложе, находился в мелком чине и не имел доступа ко двору – все это практически исключает личное знакомство. «Клеопатра» (очевидно, ее новая, улучшенная версия) могла попасть в библиотеку Павла именно через Дмитревского, причем в любое время. В приведенном диалоге нет ничего, что позволяло бы связать его с коронацией.

Предположение о том, что Крылов еще в екатерининские времена принадлежал к «партии наследника» и потому был лично известен великому князю, превращает бездомного, неимущего, преследуемого неудачами молодого литератора в политического оппозиционера, который при смене царствования мог рассчитывать на карьерный взлет. В действительности же в жизни Крылова с восшествием на престол Павла не изменилось ровным счетом ничего. Новый император освободил от наказания тех, кто при Екатерине пострадал от политических обвинений, включая Новикова, Радищева и Рахманинова. При этом он не только сохранил, но и усилил строгости в области цензуры и книгопечатания, введенные в последние екатерининские годы, в том числе подтвердил запрет 16 сентября 1796 года на деятельность вольных типографий. Дух нового царствования, определившийся уже в первые дни, не сулил Крылову как писателю-сатирику ничего хорошего, и он почел за благо не возвращаться к прежней деятельности.

О том, где он находился в первой половине 1797 года, данных нет, и только в августе он обнаруживается в Петербурге168. Его приезд мог быть связан с необходимостью завершить коммерческие дела. В истории типографии, когда-то носившей его имя, начался новый период. Управлявшему ей Василию Плавильщикову пришлось пойти на хитрость: в конце 1796 года он заключил с Санкт-Петербургским губернским правлением договор, согласно которому типография, фактически оставаясь частной, официально именовалась «Типографией Губернского правления»