– Да, папа.
Солнце било в дверной проем, и хрупкая фигура жены показалась Симеону нарисованной тушью. «Настенька совсем не изменилась. Сегодня она даже прическу сделала, как в молодости», – думал он. Дверь закрылась, можно говорить без церемоний.
– Солнышко мое, я соскучился. Мы с тобой вчера не разговаривали. Где была? Присядь рядом.
Жена присела на подлокотник кресла, обняла мужа, поцеловала в висок. «Было вороново крыло, теперь перец с солью», – щемящая нежность заполнила ее до краев.
– Сёмушка, вчера снимались с Ваней для «Царского Вестника». Конец учебного года, хорошее время для семейных портретов. Тебя беспокоить не стали. Кстати, а почему сегодня ты спал отдельно? Опять?
Приятно ощущать, что его красавица-жена ревнует по-прежнему.
– Ну что ты! Не хотел тебя будить: ты потом долго не засыпаешь. Лег в кабинете.
– Да? – с подозрением покосилась Анастасия.
– Симеон, отвечай честно, ты сегодня ложился? И в глаза мне смотри! – она развернулась и пристально изучала лицо мужа.
«Какие красные, уставшие глаза! Опять всю ночь бумаги ворошил. Пора Митеньке часть государственных забот на себя взять. Отец не из железа сделан. Да и лет ему много. Сейчас, наверное, неудачный момент. Но завтра обсудим с Сёмушкой и Митей. Должен же человек отдыхать при жизни, а не на погосте!» – она крепко обнимала мужа.
– Вчера с Матвеем Ивановичем беседовали о Ванечке, потом депеши поступили. Обсуждали долго. Затем… – говорил муж.
Анастасия не слушала. Прозвучало ключевое «Ванечка», и все мысли перешли на ее кровиночку.
– Младший будет учиться в Военной Академии, наденет мундир и реже будет сниматься. Настя, ты меня слышишь?
Она плыла в мечтах о золотых эполетах и аксельбантах, когда через морок пробился голос Симеона:
– Настя, ты меня слышишь? Настя!
– Да, я слушаю. В Военной Академии. Я поняла, – очнулась она.
– О съемках я что говорил?
– Что о съемках? А… Да, съемки, – неуверенно ответила Анастасия.
– Снимаешься одна или с внуками, как решишь. Ивана не трогай. И еще. Он женится вслед за братьями, когда исполнится двадцать один, – распорядился Симеон.
– Сёмушка, он совсем мальчик! Не рано ли…
– Настя, не перечь мне. Я так решил. Так должно быть.
Анастасия знала: в такие минуты Симеону лучше не возражать. Если решил, упрется и не свернет. Впереди несколько лет, столько воды утечет. Она закрыла глаза и расслабилась. Тепло и надежно в кольце мужниных рук.
Ночью Анастасия проснулась: последний кусочек головоломки встал на место. Вот она, цельная картина. «Как же я была слепа!» – размышляла женщина. «Симеон все просчитал. Как он мог ей не сказать! Полковник Личной Царской охраны в дядьках, заочная служба в Преображенском полку и воинские звания. Сыновья Морозова все время рядом: надежнее охраны не придумать, чем связанные дружбой названные братья. Воинские упражнения и непонятная учеба после школы. Каждое лето в военных лагерях. Что еще он от меня скрывает?». Да, Симеон все просчитал.
***
Все было так, как и пророчили древние: тысяча лет работы и сладкое пробуждение. Ощущение в груди оказалось ненавистью. Чувство было ледяным и темным, как космическая бездна. Кого и за что она так не любила, Мара-Морена не помнила. Ничего, время мести еще не пришло.
Мара наслаждалась новым возрождением. Она неспеша прогуливалась по ледяным уступам и любовалась новым замком на высоком утесе над замерзшей равниной. Блики от гладких стен придавали особое очарование темному камню голых скал. Холод приятно обволакивал новое стройное тело.
