К счастью, отец уже несколько дней встречал прибывающие с «возвращенцами» эшелоны. Он вернулся на родину месяцем раньше и устроился на свою прежнюю работу железнодорожником. Наконец, встреча состоялась. Шесть-семь километров до Младенска теперь полнокровная семья после годовой разлуки прошагала на одном дыхании.
Деревня представляла собой жалкое зрелище. При отступлении немцы сожгли все дома. Только три каменки с зигзагами трещин на стенах уцелели и сиротливо стояли без крыш. Вдоль ленты дорог, обозначающей профиль довоенной деревни, лепились свежевырытые землянки. К встрече семьи отец успел смастерить землянку на месте старого родового корня. Здесь-то и появился я на свет 30 мая 1945 года, в месяц Победы в Великой Отечественной войне, как желанный сын своих родителей, переживших ужасы прошедшей войны.
В моей памяти из далекого детства остались две землянки. Одна принадлежала Жене Лосевой – девице лет тридцати. Ее на улице все звали Евъешей. Непонятно, почему она жила еще в землянке, хотя рядом стоял отцовский дом, в котором размещалась семья Лося – грозного главы семейства, который мне запомнился тем, что частенько напивался и гонял по деревне свою жену. Иногда она прибегала прятаться на наш конец деревни к сестре Кривушке, жившей напротив нас.
Вторая землянка стояла через два дома от нас. Жила в ней бабка Настя Тожина. Ее дочь с внучкой, моей ровесницей, жила по соседству с другой стороны в кирпичном доме. Внутри землянки мне довелось побывать один или два раза. Однажды я поссорился с ее внучкой, одноклассницей Ниной Зенкиной, и нашел ее у той самой бабушки. Спустился в полуподвал помещения. На глиняном хорошо утрамбованном полу ничего не было постелено. Справа была сложена низенькая группка – печка с небольшой лежанкой и дымоходом. В полумраке темнели сырые стены. На стене с левой стороны под самым потолком слабо брезжил свет через маленькое оконце в одно стеклышко. Даже мне, девятилетнему пацану из бедной семьи, была видна беспросветная нищета в этом «жилище». И мне стало стыдно за свою обиду на Нину.
После войны редко, какая семья могла сказать, что она живет в достатке. За два года немецкой оккупации население потеряло все: от коровы-кормилицы до жилья. И нужно было создавать заново элементарные условия жизни, тем более что каждую семью затронуло пламя войны. Тяжелее всех было одиноким женщинам и тем, в чьи семьи не вернулись с войны отцы, сыновья, братья. Вот и одинокая бабка Настя, и женщина в расцвете лет Евъеша еще несколько лет после того, как отгремела война, ютились в землянках.
Запомнилось строительство дома по соседству. Их семья состояла из одних женщин: Таня Денисова (уличное прозвище Носина) жила со старенькой мамой и дочерью Аней. Аня была старше меня года на три, но по-соседски брала меня в свои игры. Мне тогда было два – два с половиной года.
Нужно было думать о строительстве дома – с большой семьей в землянке долго не проживешь. В свободное от работы в колхозе время возили из ближайшего леса «на себе», то есть на обычных ручных санках, брёвна, иногда для волока бревна впрягали корову. На себе хорошее дерево не унесешь. Поэтому стены дома собирались из разномастных по толщине и качеству венцов. Но к следующей зиме семья жила уже под настоящей, хоть и соломенной крышей. А я перебрался в свою настоящую «кроватку».
