– Давно ждут, – сказал редактор и показал рукой на груды открыток и конвертов, больших пакетов и маленьких записок. – Видите, что у нас тут делается. Это все вопросы от наших читателей.
– Ну, теперь я на все отвечу, – сказал профессор Трубочкин. – Бобов, собери, пожалуйста, все эти конверты и бумажки, и снеси их, пожалуйста, ко мне на дом пожалуйста.
Бобов засучил рукава, достал из кармана канат, связал из писем и пакетов четыре огромных тюка, взвалил их себе на плечи и вышел из редакции.
– Ну вот, – сказал профессор Трубочкин, – тут осталось еще штук двести писем. На эти я отвечу сейчас.
Профессор Трубочкин сел к столу, а Федя Кочкин стал распечатывать письма и класть их стопочкой перед профессором. Федя Кочкин делал это так быстро, что у всех присутствующих закружились головы, и они вышли из редакции в коридор.
Последним вышел редактор.
– Ура! – сказал редактор. – Теперь все наши читатели получат ответы на свои вопросы.
– Нет, не все, – сказали писатель Колпаков и художник Тутин,
А ТОЛЬКО ТЕ,
КТО ПОДПИШЕТСЯ
НА «ЧИЖ»
НА
1934 ГОД.
39
Как Маша заставила осла везти ее в город
Вот осел везет таратайку, а в таратайке едет Маша. Светит солнце. На деревьях растут яблоки.
Вдруг осел остановился.
Маша сказала ослу: «Ну, пожалуйста. Поезжай в город». А осел помахал хвостом и остался стоять на месте.
Маша показала ослу кнут и сказала: «Посмотри, что у меня есть». Но осел только пошевелил ушами и остался стоять на месте.
Тогда Маша выпрягла осла из таратайки. И опять запрягла его в таратайку, но только хвостом вперед.
Потом Маша достала ножницы и срезала у осла кусочек гривы. Осел с удивлением смотрел на Машу.
Маша села опять в таратайку и, сделав из гривы усы и бороду, наклеила их себе на лицо.
Осел вытаращил глаза и в ужасе начал пятиться.
Осел пятился и тащил за собой таратайку. И вот, таким образом, Маша и приехала в город.
Вот так история! Не знаю, что делать. Я совершенно запутался. Ничего разобрать не могу.
Посудите сами: поступил я сторожем на кошачью выставку.
Выдали мне кожаные перчатки, чтобы кошки меня за пальцы не цапали, и велели кошек по клеткам рассаживать и на каждой клетке надписывать – как которую кошку зовут.
– Хорошо, – говорю я, – а только как зовут этих кошек?
– А вот, – говорят, – кошку, которая слева, зовут Машка, рядом с ней сидит Пронька, потом Бубенчик, а эта Чурка, а эта Мурка, а эта Бурка, а эта Штукатурка.
Вот остался я один с кошками и думаю: «Выкурю-ка я сначала трубочку, а уж потом рассажу этих кошек по клеткам».
Вот курю я трубочку и на кошек смотрю.
Одна лапкой мордочку моет, другая на потолок смотрит, третья по комнате гуляет, четвертая кричит страшным голосом, еще две кошки друг на друга шипят, а одна подошла ко мне и меня за ногу укусила.
Я вскочил, даже трубку уронил.
– Вот, – кричу, – противная кошка! Ты даже и на кошку-то не похожа. Пронька ты, или Чурка, или, может быть, Штукатурка?
Тут вдруг я понял, что я всех кошек перепутал. Которую как зовут – совершенно не знаю.
– Эй, – кричу, – Машка! Пронька! Бубенчик! Чурка! Мурка! Бурка! Штукатурка!
А кошки на меня ни малейшего внимания не обращают.
Я им крикнул:
– Кис-кис-кис!
Тут все кошки зараз ко мне свои головы повернули.
Что тут делать?
Вот кошки забрались на подоконник, повернулись ко мне спиной и давай в окно смотреть.
Вот они все тут сидят, а которая тут Штукатурка и которая тут Бубенчик?
