– Да уж, смешное детство!
– Смотри! Наша старая больничка работает. Частенько же приходилось сюда заглядывать. Сейчас в Москве к ведомственной поликлинике прикреплены. Лёка там же. Перевела, как только та в садик пошла. Когда дочке два годочка стукнуло, помню, она уши застудила, гной потёк. Поздно я поняла причину её слёз, раньше на характер плаксивый пеняла, неопытной, невнимательной мамкой оказалась. Наша фельдшер прописала колоть антибиотики три раза в день. Намучилась с ней крепко: с работы не уйдёшь, денег мало, в ясли дочку не берут с больными ушками. У матери с ногами обострение, могла только сидеть, не вставала, пришлось малую в коляске держать, чтоб старушка присматривала, укачивала. Утром младенца в медпункт заброшу, ей укол сделают, сразу со всех ног домой несусь, коляску матери толкну навстречу, и на электричку. В обеденный перерыв туда-сюда успевала обернуться да вечером, перед самым закрытием, заскочить. По целым дням с мамой коляску друг другу перекатывали. Хорошо, не совсем запустила, вылечили ушки, а могла бы дочери слух испортить.
Под тихий разговор подруг Лёка стала засыпать, сидя в санках. Ей снились странные птицы с головами мамы Зои да бабы Лены, со стороны в них врезалась незнакомая голубица, которая хватала птичку-бабушку и тащила-тащила к себе, а птичка-Зоя жалобно кричала, плакала, потом разворачивалась, летела прочь, попадала в тень чёрной вороны с головой бабы Кати, её окутывало большое облако вонючего дыма от папирос, и та уводила птицу-Зою прочь, а следом летел воронёнок с головой тёти Светы, жалобно стеная. Вновь появлялась птица-бабушка, выкликивающая дочь. Но та её не слышала совсем и улетала всё дальше и дальше, сопровождаемая вороной.
Сквозь сон послышался встревоженный голос матери:
– Лёка-то дремлет, убаюкали дитятю нашей болтовнёй! Обедом надо покормить, пока окончательно не разморило ребёнка. Всё. Мы побежали домой! Дочь, проснись, не засыпай!
Вечером девочке удалось немного повозиться с отцом, когда тот вернулся с работы, что бывало нечасто.
Спать Лёку уложили рано.
Утром в понедельник Лёку разбудили затемно, они торопились на электричку, девочку отправляли в садик на неделю. Мороз утром заметно окреп, ребёнка одели тепло, поверх пальтишка повязали большой тёплый платок крест-накрест. Мать шла по дороге, тянула санки за собой, нагибаясь вперёд, борясь с порывами встречного ветра.
Лёка завалилась на спину, её маленькие ножки и тело до пояса укутали в байковое одеяльце, хотелось спать, сквозь неплотно прикрытые веки малышка разглядывала звёздочки, изредка появляющиеся в разрывах серой пелены тяжёлых туч. Вьюга усилилась. Снежинки облепили платок, неприятно холодили лицо маленькой сони. Девчушка, освободив одну ладошку в малиновой варежке из-под платка, попыталась поймать плывущие в свете дорожных фонарей искрящиеся кристаллики, хотелось рассмотреть их узоры поближе, не успела – чьи-то услужливые руки помогли матери втащить санки с дочкой в последние двери последнего вагона за минуту до отправления. Поезд тронулся.
Свободных мест в электричке на конечной станции всегда было много. Они устроились у окна, санки задвинули под лавку. В тёплых руках мамы Лёка мгновенно уснула, её разбудила поднявшаяся суматоха по прибытии в Москву; сплошная стена людских тел, качнувшаяся к выходу, казалась монолитной. После тёплого воздуха в вагоне, нагретого людским дыханием, на улице мороз показался злее.
