Из-под стола - страница 6

– Кто гонится за тобой? Кто озорует?

Я разрумянилась от бега, улыбаюсь глупо, перестать не могу, с перепугу отчиталась как на духу:

– Приезжего ревизора в окошке углядела, учёный больно, не такой, как деревенские ребята. Испугалась: вдруг заметит, как слежу за ним.

Папаня ухмыльнулся, он почти с печки не слезал, а тут на следующий день засобирался куда-то. Долго его не было, я уж убоялась, кабы чего лихого не вышло. Ближе к вечеру слышу шаги – батя входит с молоденьким ревизором, тот под локоть придерживает старика. Моё лицо вспыхнуло, перед глазами круги радужные, язык к гортани прилип, ноги ватные, двинуться не в силах, а гость упёрся в меня взглядом, пристально смотрит. Отец ему что-то втолковывает, между делом меня нахваливает.

Глянулась я Феденьке, позвал меня пройтись, деревню ему показать, на зависть всем девицам – они меня за соперницу уже не считали. Начали мы с ним прогуливаться вечерами, разговоры вести обо всём на свете. Растаяло ретивое сердечко красной девицы от доброго участия залётушки, поняла, что люблю молодца, а его сердце на мои чувства отозвалось. Вскоре поженились с ним, поменяла я фамилию Копейкина на Овсянову, соседи со свадебкой подсобили, хорошие люди были. Папаня в день свадьбы последний раз на улицу вышел, через пару месяцев помер, рядом с матушкой схоронила родимого.

С мужем любимым сюда подались, тут работу дали, вот эту каморку выделили, везучими нас посчитали, мол, одни, как баре в хоромах, устроились – люди комнату делили на две-три семьи, занавесками отгораживались.

У деда твоего неподалёку мать проживала да младшая сестра, отец его не дожил, с Гражданской войны не вернулся. Они меня не приняли в семью, показалась им не годной для красавца сына, больно перезрелый плод достался их мальчику, да ещё безграмотная. Родне обижать любимую жену Федя не позволил, с трудностями справлялись сами, без их помощи. Мир да лад воцарился у нас, душа в душу зажили, милый очень жалел меня, тешил. Зато завистников неожиданно выискалась тьма-тьмущая. Девок не счесть сколько к дедушке липло, увести пытались, только я крепко за него держалась, он меня одну любил.

За месяц до большой войны Зойка родилась, мама, значит, твоя. Надышаться Федечка на дочку не мог. Потом беда ворвалась в дома, семьи, страшная година надвинулась на страну, люди в страхе да ненависти пребывали. Тогда сурово за всё наказывали: за веру в бога, за любую ошибку или промашку, иначе нельзя было. Муж на фронт просился – не пускали, говорили, тут он важнее, у него со здоровьем не ладилось, хотя внешне не скажешь, от меня он скрывал свои проблемы, старался не расстраивать. Мужики на фронте воевали, погибали, бабы одни бедовали, многие вдовами становились.

Мой Федя как громоотвод, льнули женщины к нему, тёрлись возле него и так, и сяк. Особенно одна досаждала, Катериной звали. В молодости девица шустрой да смелой слыла, всё луну с небес пыталась достать, красотой её бог не обидел.

Катьке едва семнадцать стукнуло, когда та сошлась с одним бедовым повесой, курить выучилась. Тому льстило: молодая да гладкая, смотрит влюбленными глазами, подражает ему, но жениться не желал. Девка ребёночка понесла, полюбовник условие ей поставил: коли родишь парня – распишемся, а из-за девки шею под хомут подставлять не собираюсь, сама выкручивайся. Родилась Светка, подруга твоей мамы. Касьян, так звали хахаля Екатерины, не дожидаясь возвращения хозяйки из больнички, пособирал вещички, сгрёб последние копейки и исчез без следа. Катька опозоренной осталась маяться, в деревне её фамилию ПОзорова в ПозОрову переделали. Она дикой кошкой на обидчиков бросалась, люди начали побаиваться, себе дороже задирать склочницу. Страдая от одиночества, девица глаз на моего Феденьку положила, пыталась обхаживать: он на крылечко выйдет – она караулит, к нему ближе подбирается, мол, курить за компанию веселее, а там то приобнимет, то потрётся боком, то на спор к губам тянется, бесстыдница. Про бабьи-то ужимки я знала, нервничала, злилась на соседку очень, сколько раз отгоняла метлой шалопутную от своего мужика, как приблудную собаку. Федя выстоял, во мне одной души не чаял. Катьке невдомёк, что такой красавец в перестарке нашёл – её девятнадцать против моих тридцати пяти обязаны были победить.