Когда я прибыл к месту дислокации флота, то безо всякого удивления обнаружил, что со всех сторон окружен военной полицией. Ну а дальше – все как полагается. Взяли меня под белы рученьки и представили на судилище. Только вот представить-то меня представили, а поставить не смогли, потому что ноги мои держать меня отказались наотрез. Меня ставят, а я издаю в адмиральскую физиономию могучий храп и падаю.
Что произошло с моим новым приятелем там, у них, мне, разумеется, неизвестно. Хотя, кое о чем я, естественно, догадываюсь, поскольку оба наших ублюдка встречались потом, что называется с глазу на глаз, и постановили – никаких контактов личным составом. Никаких столкновений. Никаких сражений. Поскольку обоим им было ясно, что не сражаться будет пресловутый личный состав, а… пить. Пить, и все тут.
Вот с тех пор и установлена между нами и волопасными пауками строжайшая демаркационная линия. А чтобы никакому э-э… личносоставцу неповадно было к ней приближаться, запущены вдоль нее обеими заинтересованными сторонами автоматические крейсеры, а в программе у тех крейсеров – шмалять по каждому кораблю, что осмелится показаться вблизи границы, из главного калибра. Вот так. Что же касается выражения "фифти на пятьдесят", то с тех самых пор и пошло-поехало оно гулять по галактике, и забрело даже в название этой отвратительной забегаловки, хозяин которой – куда, кстати сказать, подевалась эта лысая скотина, хотел бы я знать? – так и норовит оправдать его на каждой подаваемой порции спиртного.
Да, вот еще что. Жлоб с тех пор со мною так и не разговаривает. Простить не может, что не он, а я надрался в тот раз этим поразительным пойлом до поросячьего визга.
Конец
