– Она звала меня. Только мы, кажется, не были знакомы. Я на корабле и не общалась ни с кем. Штормило часто, а у меня болезнь морская, вот я и старалась не выходить, когда людно на палубе. Чтобы не смущать, если что… Всё больше утром пораньше, пока остальные пассажиры ещё спали. Подышу свежим воздухом, дождусь, покуда стюард каюту уберёт, и назад: пить настойку целительную и спать.
–Так браслет же у вас на запястье. По нему я вас нашёл, и она имя ваше на нём прочитала.
– Действительно… Чего это я? – старательно смущаюсь, а себе пометку делаю: больше наблюдать и меньше спрашивать.
А ещё поняла, как в тело это попала. Волшебница призвала. Хоть и звала другую, но вот так случилось, что откликнулась моя душа. Полная тёзка той, чьё тело моим стало.
Ой, мамочка дорогая!
Это получается, что я, Мария Павловна Вежинская, там, в России двадцать первого века, умерла? Иначе как бы моя душа смогла сюда попасть?
Осознав это, я остановилась. Прямо посреди улицы у меня началась истерика. Нет, я не орала, не била витрины, я просто стояла, плакала и никак не могла успокоиться.
Меня больше нет… Нет голубых глаз и белёсых бровей, нет чуть кривенького правого мизинца – памяти о неудачном спуске на санках, нет крепкого, далеко не модельного тела, нет… Ничего больше нет. И пусть не было планов, кроме учебных, связей и отношений, кроме служебных, но всё равно мне было жаль ту жизнь. Плохая, или хорошая – она была моей.
Ружинский вёл себя странно. Не суетился, не уговаривал успокоиться, не искал воду или нюхательные соли. Он просто стоял рядом, легко поддерживая под локоток, и молчал. Без томных вздохов – надоела, мол, дура-девка. Без стеснения перед прохожими, что реву посередь улицы, а ему деться некуда. Спокойно дал выплакаться, достал из кармана платок и протянул мне.
Платок большой, мужской. В уголке монограмма белым по белому – стильно, хоть и без кружев и прошвы. Интересно, кто ему платки метит? – пронеслась вдруг неуместная мысль.
– В монастыре заказываю платки. Там послушницы хорошо вышивают. И за работу берут недорого.
– Мысли читать изволите? – нахмурила я брови. И, вспомнив о том, какие они у меня теперь распрекрасные, про себя улыбнулась.
– Нет. Просто вы, сударыня, заинтересованно на уголок взглянули, а дальше логика подсказала, о чём подумали, – губы провожатого чуть дрогнули, но не растянулись ни в улыбку, ни в усмешку. – Пойдём?
И мы пошли. Иван умел делать правильные покупки. Сначала мы зашли в лавку подержанных вещей и там сторговали два дорожных саквояжа. Не новых, но вполне приличных и крепких. К ним торговец добавил сумочку женскую, а я не смогла отказаться.
В магазин дамского белья меня отправили одну, попросив помнить о том, что у меня не так много времени.
Мог бы и не беспокоиться. Что там смотреть? Панталоны на завязках или корсеты, что утягивают талию до осиной, не давая нормально дышать и двигаться?
– Это всё? – с сожалением ещё раз обвела взглядом полки.
Красиво, не спорю, но…
– Мадемуазель не нравится традиционный стиль? – хозяйка смотрела изучающе.
– К другому я привыкла… Без утяжек вот этих, – и кивнула в сторону манекена с жёстким корсетом.
– Момент... – женщина исчезла за тяжёлой бархатной занавеской, прикрывающей вход в служебное помещение магазина, и быстро вернулась с коробкой. – Вот, смотрите.
Короткие, похожие на шортики трусы с тонким кружевом по краю. Топ, напоминающий широкий бюстгальтер с крючками спереди.
