– Не окочурься, когда фору давать будешь. То же мне ловелас нашёлся!
– Ничего ты, Катька, в мужиках не смыслишь.
– А чего мне в них смыслить-то? У меня муж нормальный… Был… Тоже ещё ого-го, – Катя задумалась, вспомнив ушедшего к подруге мужа. – Вот Любка, вертихвостка, на старости лет-то, – она покачала головой. – Ни спереди, ни сзади, а вот, поскудник, ушёл же к такой!
– Ну, а я про что? – он снова игриво замахнулся.
– Ну, размахался уж. Вон бабка Фрося, уже к стольнику приближается, и всё на дедов посматривает, вот к ней и сватался бы.
– На кой мне такая старая-то, коль молодые холостые есть? Да и глухая совсем. Я тут шёл на днях мимо дома её, поздоровался, так она мне – чавось, да чавось. Охрип весь, пока здоровался. Так ей ещё и лет-то сколько, поди меня лет на десять старше.
– Так тебе самому-то?
– А чего мне? Я ещё, можно сказать, в самом соку, – дед снова заулыбался, приободрившись. – Всего-то восемьдесят один.
– Ну, ладно, пойдём уж. Дон Жуан хренов. Проводи уж до дома-то, раз уж приударить решил.
– До твово или мово? – Евдоким подмигнул, подставив согнутую руку.
– Тебе бы лучше до сумасшедшего. Чего разыгрался-то? Пошли уж, шутник, – Катя взяла его под руку, ещё раз посмотрев на присмиревших Павла и Сашу. – Поздно спохватился. Жених у меня теперь… Валентин, – Катя улыбнулась.
– О. Когда ж это успели сговориться-то? – выгнув брови, дед удивлённо посмотрел на неё
– Да вот успели, а чего тянуть-то? А нам чего, тебя надо было спрашивать?
– Вот ведь девка-то. На старости лет, молодость вспомнить решил, так нет… Всю обедню испортила.
***
– Паш, а никто не придёт? – Саша покрутила головой, присматриваясь к окружавшим их деревьям и кустам. – А то как-то неуютно тут.
– Да кто сюда попрётся, да ещё в такое время? Да и чего бояться? Сидим себе спокойно, никому не мешаем. Если только леший какой, – он усмехнулся. – Ну, думаю, ему лучше сюда не соваться, пока ты тут. С твоим-то характером, – Паша потёр ушибленную Сашей ногу.
– Да ну тебя, – Саша махнула рукой. – Ты это, Паш, извини, – она посмотрела на его ногу. – Больно, да?
– Да ничего, бывало и хуже, – улыбнувшись, он сильнее прижал её к себе. – Не холодно?
– Нет. Лето же. Да и с тобой тепло, – она, улыбнувшись, закрыла глаза. – Паш, а чего все до сих пор сюда приходить боятся?
– Ну, не все. Ты вот пришла.
– Я просто в приметы не верю. Но в наше время и до сих пор суеверия? – Саша удивлённо поджала плечами. – Кстати, ты вот тоже пришёл.
– Так я из-за тебя пришёл. Ты же меня искала, вот я и пришёл. Интересно же стало, зачем.
– Да? Странно… А я из-за тебя пришла. По-моему, кто-то пошутить решил.
– И, по-моему, очень даже удачно, – Павел снова улыбнулся.
– Кстати, Паш, а кто сказал, что я тебя искала?
– Да это… Ольга ваша, прибежала, говорит, чего-то тебя Сашка ищет, на место поганое ушла, злая, говорит. Ну, мне интересно стало. Да и это, – он замялся, опустив голову. – Я хотел сказать… Извини меня. Ну, за полку-то… Ну, что обругал-то. Понимаю, что не нарочно, но… Извини, Саш. Как-то сам не знаю, чего нашло, – Павел виновато посмотрел на неё.
– Да ладно, – она махнула рукой. – Я уж и забыла давно. Паш, ну, а всё же, почему это место такое странное? Чего его все боятся? Вот мы с тобой тут и ничего.
– Да это дед мой придумал по молодости ещё. Мол, лешего, да нечисть какую-то в воде видел. Бабки суеверные, давай креститься да стороной место обходить, до сих мимо идут – молятся. Он специально, чтобы рыбу в речке не мешали ловить. Тут же хорошо, тишина. Ну, когда этих не слышно, – он кивнул на реку, где всё также, надрываясь, голосили лягушки. – Птицы только поют, а из-за деревьев прохлада, в летнюю жару самое то. Его поэтому и колдуном все считать стали, раз сюда приходит. А ему как с гуся вода. Как он говорит: «Да пусть хоть чёртом считают, лишь бы отдыхать, да природой наслаждаться не мешали».
