Катя, сорвав несколько вишен, села у крыльца, с улыбкой окинув взглядом сад.
– О! Катя? А чего так тихо-то? – Валентин удивлённо посмотрел на неё. – Подошла, даже не заметил. Случилось чего? – сев рядом с ней он внимательно посмотрел на неё.
– Да нет, – улыбнувшись, она положила голову ему на плечо. – Хорошо у тебя. Вишня вот поспела уже, – Катя посмотрела на ягоды. – А у меня пол-дня солнце всего. Прям и уходить не хочется.
– Так это… А чего уходить-то. Решили уж. Перебирайся насовсем, – Валентин положил руку на её плечо.
– Ну, а дом как же? Как я оставлю?
– Ну, а здесь чего не дом? А там Саша с Пашей… Не помирились ещё? – он посмотрел на неё.
– Да вроде уж… Надеюсь, теперь на совсем, – Катя снова улыбнулась.
– Ну, вот. Дед там, в своём доме. Дом небольшой всё-таки. Они отдельно. Да и девчонки, Севка вот. Да и чего? Справимся, все вместе-то.
– Ой, ну и деловой же ты. Всё уже рассудил.
– Не, ну, можно и к тебе, конечно. Но… Как-то к мужу-то лучше.
– Не успели пожениться, а уж муж? – она с луковой улыбкой посмотрела на него.
– Да уж привыкаю, потихоньку, – Валентин улыбнулся. – Ну, так чего? Оставайся уж. Сейчас ужин сварганю, чай попьём.
– Нет уж! – Катя встала. – Знаю я твой ужин, пробовала. Всё! – она отрицательно махнула ладонями. – Теперь сама.
– Да это… Господи, ну, пережарил, пересолил чуток, теперь весь век вспоминать будешь? – виновато посмотрев на неё спросил он.
– Пережарил? – она удивлённо вскинула брови. – И пересолил чуток? Ага. Два обуглившихся куска мяса и полсолонки соли сверху. Чуток? Нет, всё, не мужское это дело, во всяком случае в твоём случае.
– А знаешь, Кать… – Валентин усмехнулся. – Говорят, что, когда пересаливаешь, это… Влюбился, короче. Вот я и… Это… Видать.
– Ну, если так, прощаю… Но готовить буду сама, – не терпящим возражения тоном закончила она, шагнув на крыльцо. – Всё! Сам напросился! Теперь буду хозяйничать.
Валентин блаженно улыбнулся, прислонившись к стене.
***
– Ну, чего, проснулся? – дед посмотрел на Лёню.
– А вы кто? Чего вчера было? И вообще, где я? – поднявшись, он сел на диване. – Ой, – Лёня скривился, прижав ладонь ко лбу.
– Болит, видать. Ну, это само собой, после такого. Видать, не привычно?
– Болит, – зло бросил он. – Ну, а как насчёт ответов.
– Вопросов много задаёшь, – Евдоким усмехнулся. – Павел тебя вчера притащил. Ты ж к Саньке приехал? За ней, что ли? Ну, раз так… Зря! Не поедет она с тобой. Опоздал ты, парень.
– Это почему? – Лёня, снова скривив лицо, посмотрел на деда. – Чего вчера было? Паша… Это…
– Не это и не то. Башка у тебя цела, правда пустоты в ней много. Морда тоже ничего, не напросился видать… Пожалел тебя Пашка, – дед пристально посмотрел на него. – На вот, выпей, – он протянул ему стакан какой-то мутной жидкости.
Леонид, брезгливо взяв стакан, посмотрел его на просвет.
– И чего это за бурда? Да и нельзя мне… За рулём я.
– Рассол это. Наивернейшее средство, после этого дела, – Евдоким щёлкнул себя по горлу. – Не то, что ваши таблетки иль микстуры какие. Деды наши ещё лечились. Пей давай! И уматывай. Штаны и рубаха вон, на кресле, – дед кивнул на кресло, стоявшее возле окна. – Нечего людям жизнь портить. Чужого брать не стоит, парень, своё искать надобно, – бросив на него беглый взгляд он вышел из комнаты.
Глубоко вздохнув и, снова бросив брезгливый взгляд на стакан, Лёня всё-таки выпил, одним махом.
