Второе письмо пришло в марте.
«Я знаю, что должна дать тебе более подробные объяснения. Слишком многое было против нас: не только религия, но и культура, язык и родители. Наша страсть, независимо от того, какой сильной и красивой она была, никогда не смогла бы привести туда, куда предначертано Богом или запланировано обществом, – к браку, семье и счастью. Ребёнок, рождённый от мусульманина из Ирана и американки-католички, не смог бы получить должного воспитания, которого он или она заслуживает».
Уже тогда я подозревал – и подозреваю сейчас, – что Элизабет заставила задуматься не моя религия, а как раз отсутствие у меня религиозности. Она очень расстроилась, когда я заявил ей, что священные книги – это детские рассказы, придуманные для взрослых. Меня до сих пор поражает, как противоречащая фактам догма извращает и фальсифицирует реальность и рациональность, ставя людей и динозавров рядом в одну и ту же эпоху! Как последователи почти любой религии, независимо от того, какими странными их поверья кажутся другим, верят, что их религия – истинная или самая главная. И ещё больше я удивляюсь тому, как отдельные люди настраивают догму, чтобы соответствовала их потребностям, а не подстраиваются под догму. Они также комбинируют христианство и буддизм, или социализм, или йогу, или йогурт – или что там у них ещё есть!
Второе и последнее письмо Элизабет было довольно длинным. Она пыталась смягчить мою боль. Но я был так глубоко оскорблён, что даже теперь, тридцать лет спустя, мне больно при воспоминаниях о разрыве, словно нейроны, которые их удерживают, снова лихорадит. Она была моей первой любовью, моим первым знакомством с глубиной женского тела и души. И она была моим первым любовным испытанием, опытом неопределённости любви, моей первой уязвимости в когтях любви.
Конец ознакомительного фрагмента.
Если вам понравилась книга, поддержите автора, купив полную версию по ссылке ниже.
Продолжить чтение
