– Что такое? – спросила она. – Чего тебе надо?
– Прошу вас, я пришел к Кэтрин Фицхью. Можно мне войти?
– Ты кто такой?
– Лукас. Я брат Саймона, за которого она собиралась замуж.
– Чего тебе надо?
– Мне нужно ее видеть. Пожалуйста. Я ничего дурного не сделаю.
– Проказничать не станешь?
– Нет. Ничего такого. Прошу вас.
– Ну так и быть. Четвертый этаж. Номер девятнадцать.
– Спасибо.
Женщина открыла дверь медленно, будто через силу. Лукасу едва удалось войти как полагается, не рванувшись вперед и не сбив ее с ног.
– Спасибо, – сказал он еще раз.
Поднимаясь по лестнице, он чувствовал на своей спине ее взгляд и до самого третьего этажа заставлял себя ступать медленно-медленно. Следующий пролет он преодолел бегом. На площадке нашел номер девятнадцать и постучал.
Дверь открыла Олма. Олма была самая шумная из них всех, с веснушчатой и как будто ошпаренной физиономией.
– Кто там еще? – спросила она. – Гоблин или эльф?
– Это Лукас, – ответил он. – Брат Саймона.
– Знаю, дитя мое. Чему обязаны?
– Пожалуйста, я пришел повидаться с Кэтрин.
Она покачала своей большой встрепанной головой:
– Всем вам нужна Кэтрин, да? А не догадываетесь, что и остальным здесь есть чего предложить?
– Пожалуйста, Кэтрин дома?
– Ну заходи. – Она оглянулась и крикнула куда‐то: – Кэтрин, тут к тебе один паренек.
Олма пропустила Лукаса в гостиную. Гостиная была точно такой же, как у Лукаса с родителями, разве что Кэтрин с Олмой и Сарой мертвых у себя не держали. Вместо них они повесили на стены картинки с цветами. Стол они покрыли лиловой скатертью.
Сара стояла у плиты, что‐то помешивая в кастрюле. Баранья шейка с капустой, решил Лукас. Лицо у Сары было круглым и белым, как блюдце, и почти таким же неподвижным.
– Привет, – сказала она.
Маленькая и по‐детски миловидная, хотя была никак не младше Кэтрин, в своем оранжевом халатике она легко бы сошла за приз из ярмарочного балагана.
Кэтрин появилась из спальни все в том же голубом рабочем платье.
– О, Лукас, привет, – сказала она.
На мгновение у нее на лице появилось прежнее выражение, обыкновенное в те времена, когда машина еще не забрала Саймона. Как и раньше, казалось, что она уловила шутку, которую никто другой пока что не понял.
– Привет, – сказал Лукас. – Извини, если помешал.
– Рада тебя видеть. Ты поужинал?
Он знал, что предложение принимать нельзя.
– Да, спасибо, – ответил он.
– Ну и видок у тебя, – сказала Олма. – Случилось что?
– Олма, – строго одернула ее Кэтрин.
– Я только спросила, и все. По-твоему, он сам не знает?
Лукас собрался с духом. Олма и Сара ему нравились, хотя и не были добрыми. Обе были крикливые и ярко накрашенные, обе несли что попало, как попугаи.
– Я таким родился, – сказал он.
Этого было недостаточно. Следовало бы добавить, что между ним и Саймоном были Мэттью, умерший в семь лет, и Брендан, умерший еще в материнской утробе. Теперь, когда не стало Саймона, каким‐то чудом остался только он, Лукас, подменыш с личиком домового, слабым сердцем и по‐разному посаженными глазами. Он первым должен был умереть, но каким‐то образом пережил их всех. Это внушало ему гордость. С какой радостью он объявил бы об этом Олме с Сарой.
– Ух ты, как все просто, – сказала Олма.
– Олма, хватит, – сказала Кэтрин. – Ты обязательно должен чего‐нибудь с нами съесть. Перекусить немножко.
Лукас заметил, что Сара накрыла кастрюлю крышкой, и тихо сказал Кэтрин:
– Можно мне с тобой поговорить?
