Во-вторых, знание, в отличие от индивида, означает общее знание. А поскольку общее часто воспринимается как синоним целого, то и знание означает целое или воплощение научного блага или человеческого знания в целом. Точка зрения индукции здесь значительно превышена. Ибо уже должно стать сомнительным, что в области и сфере деятельности духа целое равно сумме его частей. Общее, следовательно, не равно целому как таковому. И воплощение научного владения есть нечто большее, чем сумма отдельных фактов знания. Это больше указывает на знание, как на совокупность знаний. Совокупность становится единством.
В этом определении идеальный характер познания становится еще более очевидным. Если воплощение не может быть простой суммой слагаемых, то тем более трудно понять, откуда должно взяться единство. Оно не может возникнуть само по себе. Таким образом, значение знания как эпитома и как единства знания указывает на задачу, которая скрыта в этом слове. Но поскольку эта высшая задача не выражена в слове ясно, понятно, что только другое значение слова должно привести его к объяснению и ясности. Но так как мы имеем здесь дело с высшим идеалом и глубочайшей проблемой, то столь же понятно, что для этой задачи должно быть применено другое значение слова.
В-третьих, познание означает распознавание. Эпитома отвлекает от процесса. Если знание должно быть сведено к единству эпитомы, то безопаснее всего придерживаться единства процесса, в котором происходит познание. Если все знание должно иметь единство, то, как полагают, можно определить его корень в процессе осознанного восприятия познания. И это определение, в возвеличивании психологизма, воспринимается как ограничение; ибо только настолько, насколько простирается корень, только настолько можно обоснованно предполагать и требовать единства знания. Для этого взгляда единство знания исчерпывается единством процесса познания. Но существует ли такое единство процесса познания? Это пусть решает психология. И таким образом судьба познания передается психологии. Познание, однако, тем самым теряет всякий действительный смысл содержания, индивидуального знания, а также воплощения всех знаний. Из объекта оно превращается в verbum. Но может ли деятельность обеспечить единство результата или даже только дать его?
Деятельность познания отнюдь не является простой. Прежде всего, необходимо учитывать телесные общие ощущения, которые проникают в самые абстрактные процессы. Затем процессы сознания, которые работают вместе для этой цели, имеют очень разные виды. Сколько ни сужай разницу между влиянием, приходящим извне, и идеей, возникающей изнутри, ее нельзя полностью устранить. Поэтому предполагаемое единство процесса познания может заключаться только в предполагаемой неизменности большинства и множественности процессов, взаимодействующих в познании. Ценность такого единства, в котором участвующие элементы остаются разнообразными, несомненно, должна казаться сомнительной. Только если бы исследование познания смогло сделать однородными процессы сознания, которые вносят вклад в познание в целом, так, чтобы не оставалось различий между так называемым ощущением и так называемым представлением, только тогда можно было бы признать, что оно раскрывает единство познания. Но против этого смысла и его утверждения возникают и другие возражения.
