– Эли. Меня зовут Эли, – зачастил Эли, испугавшись странного поведения незнакомца. – Я к дяде пришел, его Махли зовут. Я из деревни, меня папа послал, ему кожа толстая на бич нужна, – залепетал он. – Я не один пришел, со мной Горус, он – египтянин, честное слово! Я хабиру, а Горус – египтянин, – завертел головой Эли в надежде увидеть товарища.
Как назло, его нигде видно не было. На глазах Эли выступили слезы.
– Не бойся, Эли, я не причиню тебе зла! – мужчина торопливо полез в сумку, достал оттуда мешочек из цветной кожи с красиво вышитым орнаментом. Трясущимися руками он развязал шнуровку, взял руку Эли за кисть и высыпал ему на ладонь горсть серебряных пластин. – Возьми, Эли, это тебе, – счастливо улыбался вельможа сквозь слезы.
– Господин судья! В милости Амона-Ра, царя богов! Да ниспошлет он тебе здоровье, да ниспошлет он тебе жизнь! – раздался голос рядом.
Махли, невысокий широколобый мужчина с подведенными сурьмой большими глазами, стоял возле них, склонив в почтении голову. Одет он был в короткий схенти, на поясе у него висела небольшая сумка. У его ног стояла корзина, накрытая тряпкой.
– Вот, мой дядя! Я же говорил! – Эли обрадованно показал на дядю.
– Махли, ты?! – как-то растерянно посмотрел судья на него. Через миг он опомнился, снова обратил свой взор на Эли. – Представляешь, Махли, я сына своего встретил! Помнишь, я тебе показывал его?
– Где, где ты его встретил?! – испуганно заозирался тот.
– Да вот же он, перед тобой! – вельможа взял Эли за тощее плечо и развернул лицом перед Махли. – Представляешь, я только что молил Осириса, хвала богу вечности! о встрече с сыном, и он смилостивился надо мной!
– Господин, не хочу тебя огорчать, но это – мой племянник, Эли, – вновь с почтением склонил голову перед египтянином Махли.
– Зачем ты хочешь разбить мне сердце, Махли. Я для тебя столько сделал, а ты… – В голосе египтянина послышалось осуждение. – Пусть, пусть, он твой племянник, но Всемогущий Осирис вселил душу Какемура в тело этого мальчика. Ты посмотри в его глаза! Разве ты не видишь, это – глаза моего сыночка? Ну, посмотри, посмотри внимательно, – подтолкнул он Эли к дяде.
Махли был в отчаянном положении. В его глазах Эли прочитал смятение: с одной стороны, дяде было жалко египтянина, и в то же время – он не мог ему солгать.
Египтянин внезапно пришел в себя. Это видно было по его вдруг опавшим плечам, потускневшему взгляду. Опустив мешочек в сумку, он медленно побрел прочь.
Эли растерялся: что ему делать с тем серебром, что приятно режет своими гранями его ладонь? Вроде, вельможа сам всучил пластины ему в руку, но…
Что стояло за этим «но», Эли не успел додумать, ноги сами понесли его за египтянином.
– Господин! – догнал вмиг постаревшего египтянина Эли. – Возьми это. – Он протянул горсть пластин на ладони.
Вельможа сначала непонимающе оглядел его, потом, словно вдруг проснувшись, опустился перед Эли на колено.
– Оставь серебро себе, мальчик, – с нежностью проговорил египтянин. – Взамен дай мне слово, что когда-либо навестишь мой дом. Твой дядя знает, где меня найти. Обещаешь?
– Если папа отпустит… – неуверенно кивнул Эли.
– Отпустит, обязательно отпустит. Приходите вместе…
– Жалко старика, – смотрел Махли вслед удаляющемуся судье. – Уже сколько лет сына нет, пора бы уж свыкнуться… ан нет. Покажи, сколько серебра он тебе вручил? – обернулся он к Эли.
Тот протянул ему ладонь, полную рубленых пластин.
