Хожу из помещения в помещение, откровенно выискивая к чему придраться.
– Давай быстрее, Дюймовочка здесь, – слышу шепот в подсобке.
– Мариш, никогда такого не было, и вот опять, – слышу всхлипывания. – Тёмик не спал всю ночь, зубы лезут у него, а на стену мне лезть хочется. Проспала, как дура!
– Не дура ты, а мать–одиночка. Не реви. Даст Бог – пронесет, не заметит.
Остаюсь стоять в коридоре со сложенными руками на груди и жду, когда девочки выйдут из подсобки.
Что–то щебеча, две девушки выходят в коридор.
– Ой! – пищит Марина.
– Мамочки, – начинает бледнеть помятая Мила.
Чем дольше на них смотрю, тем сильнее проступает нездоровая синева на их лицах
– Ты, – показываю на Милу. – Отправляйся домой.
– Не увольняйте меня, пожалуйста, – чуть ли не падает мне в ноги девушка.
– Разве я что–то говорила про увольнение? – поднимаю вверх бровь.
– Но… – мнется Мила.
– Даю тебе два оплачиваемых выходных – сегодня и завтра. Чтобы отоспалась и больше не опаздывала, поняла? – спрашиваю ледяным тоном, точно таким же, как у мужа.
– П–поняла, – заикается она и продолжает стоять на месте.
– Кыш.
Мила ойкает и убегает в подсобку, скидывает рабочий фирменный фартук и кричит мне:
– Спасибо вам, Вероничка Максимовна, я больше никогда–никогда, обещаю.
– Иди уже, – вздыхаю я и смотрю вслед счастливой Миле.
Марина мнется, не знает куда себя деть и прячет от меня глаза.
– Дюймовочка? – спрашиваю ее.
Девушка заливается краской и отвечает:
– Ну, вы миниатюрная и постоянно среди цветов. Прямо как Дюймовочка, которая жила в тюльпане. Вот и придумали девочки с филиала на Кирова вам такое прозвище, а остальные подхватили.
Надо же. Я их гоняю целыми днями, а они меня Дюймовочкой кличут. Хорошие девчонки у меня работают.
– Беги, – командую Марине, – я сейчас подойду к вам, помогу.
– Ой, да не нужно, Вероника Максимовна, мы и сами справимся. – Понятно, что с начальницей нет желания работать бок о бок.
– Конечно справитесь, я и не сомневаюсь, Марина. Но какой ценой? Там заказ огромный. Иди, я подойду через пару минут.
Взяла в подсобке свой фартук, который лежал там на всякий случай. Надела его и вышла в зал. Девчонки вовсю старались и лепили букет за букетом. Но у них постоянно все валилось из рук.
Они нервничали и не могли ничего с этим поделать. Я вздохнула и выпалила:
– У меня аллергия на морепродукты.
– Что? – пискнул кто–то из девчонок.
– Теперь вы знаете, как можно меня устранить. Просто измельчите креветку, засуньте ее в сэндвич и дайте мне. Меня раздует от отека, и я не смогу дышать. Всё. Теперь вы знаете мое слабое место. Прекратите трястись, я не кусаюсь.
Девчонки нервно захихикали.
– А у меня аллергия на рис, – пожала плечами Марина.
– Как это? Удивилась я. Он же гипоаллергенный?
– Вот вам и гипоаллергенный, – развела руками девушка. – А еще я ни разу в своей жизни не ела роллы. Потому, что от риса меня раздувает, как вас от морепродуктов.
Волна расслабленного смеха пронеслась среди девчонок. Потом робко подхватила следующая:
– А у меня непереносимость лактозы. Я каждое утро захожу в кофейню и пафосно говорю: «мне латте на кокосовом». Как будто я модная и классная чика, а на самом деле все просто: если я выпью обычное молоко, то случится каловый напалм.
Помещение разразил истеричный смех, и настроение сразу улучшилось. Ножницы и ленты перестали летать на пол.
Как назло, весь день был ажиотаж, постоянно приходили покупатели. Клиенты звонили и слезно умоляли оформить букет на заказ, чем срочнее, тем лучше.
