– Хорошо, Дарья Владимировна, белья мало не бывает, особенно с ребёнком. Простыни пачкаются быстрее, чем я их застилаю, – я усмехнулась. – Вам и Марине спасибо.
Марина – вторая дочь Дарьи Владимировны, которой повезло меньше остальных её детей, ведь она жила с мамой уже несколько лет после того, как развалился её брак. Марина и три её маленькие дочери, старшие из которых - двойняшки.
– А тот твой цвет – одно название от него, – всё не отпускала тему свекровь, хмурясь. – Сольёшься с ним, бледная поганка, Максим тебя и не заметит в кровати. Так я без внука и останусь. А на белом в гробу ещё належишься.
– Что?! – я опять начала закипать и резко отставила свою чашку в сторону. – Хватит каждый раз попрекать меня несуществующим сыном, Дарья Владимировна!
– Вот именно, – подхватила свекровь. – Я родила двоих девок и Максима, не развалилась, всю себя им отдала. И нет чтоб хоть один ребёнок порадовал мать внучком!
Ну вот опять! Разве ж это я начинала ругаться?
Я прикрыла глаза, собираясь с силами. Это была больная тема, и мать Максима каждый раз упрекала меня в том, что я не рожаю ему наследника. Хотя кроме него в их большой семье и не было ни одного мужчины, и, кажется мне, дело тут было в генах, а не во мне, но Дарья Владимировна как всегда нашла крайнего.
– Вот дочек своих и поторапливайте, – я всё-таки огрызнулась, а рот женщины приоткрылся, будто я потрясла её до глубины души.
– Какая невоспитанность… Вот вся благодарность! Мой сыночек всё для тебя делает, разрешил не работать, а ты доводишь его мать!
Я зажмурилась, постаравшись не прислушиваться к её воплям, встала и молча принялась мыть посуду. Я хотела бы сказать ей о том, что это не я набивалась к ней в невестки, а Макс долго и упорно ухаживал за мной, не принимая отказы. Да и работала я до середины беременности, пока совсем тяжко не стало. Да, сейчас я дома, но я ухаживаю за Лизой, а муж полностью взял на себя обязанности кормильца и добытчика.
Но разве теперь это важно? В глазах свекрови я иждивенка и нахлебница, а их семья – благодетель. Особенно Дарья Владимировна, ведь она почти каждый день заглядывает к нам, чтобы помогать, но я, если честно, не знаю как уже оградиться от такой помощи.
– Довела ты меня сегодня, силы иссякли, – свекровь сверлила меня взглядом и хрустела печеньем. – Пойду сегодня к своим пораньше, а Лизоньку могу посмотреть шестнадцатого, чтоб вы отметили как люди, – сказала она, и у меня расцвело на душе. Настроение внезапно поднялось, даже посуда веселее мылась, да и поправлять её не хотелось, и Дарья Владимировна словно почувствовала это. – Наверное, и завтра меня хотела попросить? Привести-то себя в порядок надо, а то больно смотреть. Двадцать три девке, а почти прозрачная. Вот моя Маринка кровь с молоком…
Я цокнула и посмотрела на неё через плечо.
– Я в твои годы уже за третьим шла, моим Максимкой, и шикарно выглядела. И справлялась со всем сама и никто не помогал, это сейчас все нежные.
– Вы молодец, Дарья Владимировна.
– Вот забеременела бы мальчишкой, тоже расцвела бы. Они матери красоту дают, это дочери забирают, – с видом знатока продолжала мама Макса. – У меня с последней беременностью румянец во все щёки был, и волос толще стал, и гуще. А Лизка тебя пообскубала, – она усмехнулась. – Красавица ты наша, золотце, – это уже в сторону дочери, с ней тон свекрови кардинально менялся.
