Я смахиваю слезы, машу руками на лицо.
— Да уж… – только и тянет подруга.
У них с мужем была другая история. Маринка тупо тащила все на себе, пока он лежал на диване, бухал и играл в компьютерные игрушки. В какой-то момент подруге это надоело, и она подала на развод. Скандалить по большому счету не было смысла – истина была на ее стороне. Муж тихо ушел, теперь они даже общаются, конечно, больше по необходимости, чем по желанию, но все же…
— Я просто не понимаю, на что он рассчитывает, – качаю головой. – Даже если бы я вдруг ополоумела и решила остаться с ним, как Денис это представляет? Думает, я буду дальше улыбаться ему? Изображать хорошую жену? Чего ради?
— Ради сына?
Вздыхаю. Да, это, конечно, важный момент. Но Матвей уже взрослый, его не обманешь. Сколько угодно можем изображать влюбленных, он поймет, что это неправда. Хотя я же не поняла. Дэн изменял мне, а я даже не почувствовала, что что-то не так. Что настолько все не так.
Конечно, у нас были проблемы, но назовите мне хоть одну пару, у кого их не было? И серьезные, и не очень, и тупо загоны, перерастающие в конфликты. Но мы старались решать эти проблемы. В какой момент мой муж вдруг понял, что лучшим решением будет пойти налево?
— Мне пора, Мариш, – говорю быстро, услышав, что сын спускается по лестнице. – Потом созвонимся.
Повесив трубку, быстро вытираю глаза и выглядываю с кухни с улыбкой.
— Как спалось? – спрашиваю сына.
— Нормально, – бурчит он. – Что на завтрак?
— Омлет.
— Отлично.
Вот по лицу и голосу и не скажешь, что отлично. Ставлю перед ним тарелку и глажу по голове. Как только отхожу, он запускает руку в волосы и снова ставит их так, чтобы торчали во все стороны.
— Под панка косишь? – интересуюсь у него.
— Панки вымерли сто лет назад, мам.
— Намекаешь, что я старая? – ставлю перед ним чай.
— Намекаю, что ты не сечешь в современной музыке. Это по папиной части.
Сжимаю ладони в кулаки, призывая себя к спокойствию. Вот такие иголочки под кожу он вставляет специально, сомнений нет. Понимаю, что ему просто больно, и это своеобразный способ защиты, потому проглатываю. Хотя мне тоже больно, просто он не знает всей правды. И слава богу.
— Матвей, – сажусь рядом с ним. – Я знаю, что ты переживаешь… Я тоже, поверь.
— Тогда почему не вернешься к папе? Он сказал, что хочет этого.
Сердце совершенно безосновательно сбивается с ритма. Хочет он, как же.
— Так и сказал? – спрашиваю зачем-то.
— Да. Сказал, что у вас возникли недопонимания. И тебе нужно время, чтобы успокоиться, разобраться в себе. В чем ты разбираешься, мам? Что у тебя опять случилось?
— Опять? – вздергиваю брови.
— Ну у тебя же всегда что-то случается. Папа говорит, это потому что ты творческая личность. Типа чувствительная, и все остро воспринимаешь. Тебе нужно остыть, и тогда вы с папой поговорите.
Вот сейчас мне хочется Дэна убить. Задушить голыми руками. Неустойчивая психичка – вот что Дэн имел в виду на самом деле. И что пытался донести сына. Не он виноват, просто мама у нас неврастеничка. Успокоится, вернется.
— Так когда ты остынешь, мам? – Матвей смотрит на меня, я пытаюсь выдавить улыбку и не могу, губы просто не поднимаются вверх, уголки сразу скатываются вниз. – Я хочу, чтобы мы снова жили вместе.
— Малыш…
— Перестань меня так называть! Мне тринадцать! Я взрослый! Просто ответь, когда вы уже помиритесь?
Я вздыхаю, прикрывая глаза. Глажу веки пальцами.
