С этой мыслью вхожу в пропахший сыростью подъезд, поднимаюсь на четвёртый этаж по лестнице и вхожу в открытую дверь.
Людмила Иннокентьевна встречает меня тёплыми объятиями.
- Юлечка, а что случилось? Ты чего такая бледная? – спрашивает женщина, отступив на шаг от меня.
- Вы не знаете ещё… папа умер, - произношу дрожащим голосом.
- Господи! Как же так-то? Недавно говорила с Маринкой же по телефону, сказала, пошёл на поправку! Какое горе-то! Какое горе! – причитает Людмила Иннокентьевна. – Проходи, деточка, выпьём чаёк горячий. Что покрепче-то я по здоровью не могу, не водится у меня в доме.
Прохожу. На всякий случай выглядываю из окна квартиры соседки, так как оно выходит как раз во двор, но машины моего таинственного спасителя нет. Если и вспомнит о моих вещах, то только когда посмотрит в багажник. Надеюсь, что удастся вернуть вещи, ведь я без них как без рук. Где брать деньги на жизнь – понятия не имею.
- А мама в реанимации сейчас с сердцем.
Людмила Иннокентьевна перекрещивается. Женщина бормочет себе под нос, что если пришла беда, то стоит распахивать ей ворота, потому что одна она не ходит, а накатывает обычно огромным шаром. Я уже такое слышала. И не только слышала, испытала на собственной шкуре не один раз. И вот снова. Всё-таки хочется верить в лучшее. Я не могу сейчас опускать руки, ведь если сделаю это, то пострадает так много людей… мама, малыш.
Женщина наливает чай, ставит передо мной тарелку с пирожками, садится за стол рядом и смотрит на меня, молча пожёвывая губами.
- Давай помянём его. Хороший человек был твой отец, светлый. Набедокурил он по молодости, но любил всем сердцем вас с мамой. Я же видела, как тяжко ему было, как ругал себя за то, что ошибся, изменил несколько раз Мариночке! Ох… Судьба судьбинушка. Тяжёлая доля выпадает нам. Ты держись, Юлечка! Держись! Ты сейчас нужна своей маме.
Соседка говорит то, что я и без того прекрасно понимаю.
А ещё я нужна малышу…
Мне не следует забывать об этом.
Важно как можно скорее пройти обследование у нас в консультации, чтобы убедиться, что малыш развивается нормально. А дальше будет уже видно. Конечно, отказываться я от него не собираюсь, но нужно придумать что-то с работой, ведь расходов столько прибавится с маленьким ребёнком. Мне бы сейчас каждую копеечку беречь. Тут не до самых лучших красивеньких вещей и колясок, но хочется, чтобы у маленького ни в чём не было нужды.
- А почему ты одна приехала? Почему без Виктора? Или в командировке он? – спрашивает соседка, а смотрит на меня так, словно подозревает что-то неладное.
Людмила Иннокентьевна была для нашей семьи всегда очень близким человеком, я её называла бабулей в детстве, только потом стесняться начала немного. Мама доверяет ей. Лишнее женщина не сболтнёт, всегда хранит секреты, но я не уверена, что должна сейчас рассказывать о своём уходе от Виктора. Ни к чему это озвучивать.
- Да, Витя сильно занят сейчас, поэтому я пока поживу в квартире, чтобы с мамой рядом быть.
- Ты не забудь в квартире все зеркала завешать! Это крайне важно! А ещё свечи! Я сейчас дам тебе свечи, у меня есть, старые, правда, но гореть будут. Научу, как правильно зажечь, как следить за ними. Жечь их крайне важно, чтобы душа твоего отца нашла путь к покою.
Слова Людмилы Иннокентьевны не желают укладываться в голове. Женщина говорит… говорит… суетится, а я не верю до сих пор, что папы больше нет, не могу этого осознать. Как? Вот недавно мы с ним разговаривали, я навещала его в больнице после операции, а теперь – всё. Больше мы не увидимся.
