— Чем пожелаешь, чтобы я отплатил?
От двусмысленности произнесённой совершенно обыденным тоном фразы меня бросило в жар. Это я такая испорченная, или он намеренно меня провоцировал?
Зачем, господи-боже? Что вообще происходит?
Из последних сил удерживаясь от позорного побега, я всё же смогла расцепить челюсти и ответить:
— Жди здесь.
Надеюсь, это прозвучало максимально презрительно.
Развернулась и пошагала в свой коттедж, к счастью, не перепутав от растерянности направление.
Хочет экскурсию — ладно. Будет ему экскурсия. Не позволю я этому беспринципному богачу играть на моих уязвимостях. Потому что если вот это — какая-то месть за студенческое прошлое, то насколько же мелочно, насколько жалко она выглядела!
Печально только, что какой бы жалкой и мелочной она ни казалось, лицо моё сейчас пылало так, будто я обгорела на солнце.
Влетев к себе и оставив дверь нараспашку, я вернула планшет на стол, заодно поставив его на зарядку. Проверила телефон и погладила Лапку, перебравшегося со двора ко мне на подоконник и нежившегося там на послеполуденном солнце.
Лапка зевнул и приоткрыл один глаз. Сколько бы я сейчас отдала, только бы обменяться местами с этим пушистым разбойником…
Стук в дверную лутку отвлёк меня от печальных мыслей.
Я обернулась — на пороге маячил Сергей.
Да вы, должно быть, издеваетесь…
— Ты не занята?
— Что ты здесь делаешь?
— Я просто увидел…
— Нет, что ты здесь делаешь? Здесь, на турбазе. До тебя в первый раз не дошло, что разговоры бессмысленны? — я отошла от окна, сунула телефон в карман сарафана и пошагала к двери. — Сергей, уезжай отсюда. Сейчас же. Я ни видеть, ни слышать больше тебя не хочу.
— Я не уеду, пока мы не поговорим.
— Да сколько ты будешь повторять эту мантру, в конце-то концов! — завелась я с полуоборота. — Не нужны мне никакие разговоры!
— Знаешь, — он упёрся плечом в лутку и обхватил себя за локти, — с твоей стороны это всё-таки неблагодарность.
Я ненавидела, когда он так делал — резко менял тактику в разговоре. Ещё секунду назад о чём-то едва ли не умоляет, а секунду спустя уже смотрит на меня с укоризной, будто это я вдруг жестоко его разочаровала.
— Что, извини?..
— Неблагодарность, — повторил он спокойно. — Сейчас, получается, я — распоследний злодей, и никакие мои заслуги не в счёт. У тебя, как обычно, эмоции через край, рубишь с плеча, а мне в праве слова отказано.
— Ты уже достаточно наговорил, — прорычала я. — И какие ещё могут быть разговоры после всего, что я видела?
— Когда твоему отцу потребовалась операция на колене, я обо всём договаривался. Когда ты со старой квартиры ко мне съезжала, я твою сумасшедшую хозяйку убалтывал. Когда твоим родителям потребовались деньги срочный кредит погасить — мои родители пришли на помощь… Что, это всё уже не считается? И я по-прежнему распоследняя сволочь?
— То есть… то есть ты считаешь, что всё это… всё это как-то в состоянии оправдать твою измену?
— Я считаю, — с нажимом произнёс Сергей, — что это как минимум свидетельствует о том, что мне на тебя не наплевать. И что ты могла бы расщедриться, выделить мне чуточку своего времени на разговор.
Я видела, какой решимостью горели его глаза. Он ведь от меня не отстанет. Выгнать его отсюда никто не имеет права — такой же полноправный посетитель, как и любой другой, не нарушающий правил пребывания на туристической базе.
А разводить скандалы на рабочем месте… не лучшее решение. Да и если уж на то пошло, никто не гарантирует, что Романов с его странными замашками воспользуется какой-нибудь моей оплошностью, чтобы выкинуть меня отсюда. И вряд ли Георгий Семёнович что-нибудь сможет с этим сделать.
