Наматываю сопли на кулак и иду уже на третий круг, изливая Милке душу и всё пережитое за сегодняшний день:
— Даже сын владельца компании в курсе, какой Миша ходок, а я… а я не видела, не хотела видеть, не замечала… дура…
— Да епона мать, Оль, завязывай. Ну, третий раз одно и то же. Хватит себя накручивать. Никакая ты не дура! Дура бы к этому мудаку вернулась!
Жалеет меня? А не надо! Не надо меня жалеть. Дураков не жалеть надо, а учить.
— Дура, дура. — отчаянно киваю я.
— Ой, бля, тоже мне трагедия. — хохочет Милка, плеснув в свою чашку кофейного ликёра. — Ну, сказала ты по пьяни ему то, чего не стоило говорить? И чё? В чём трагедия? Разве он бы не узнал, что ты хозяйка хаты или ты бы и дальше позволила ему там спокойненько жить, припевать и баб сношать? Зато как ты вчера ему в трубку орала: «Это моя квартира! Собирай свои манатки и вали к своей сосалке!». Ты такая счастливая была! Ты бы себя видела…
— Я пьяная была, а не счастливая. — вяло протестую я. Наверное, в этом Милка права. Он бы чуть позже всё равно узнал бы всё или пришлось бы придумывать новые махинации, чтобы скрыть правду. Мне было бы легче признаться себе в этом, если бы моя память как-то зафиксировала этот момент моего кратковременного триумфа.
— И ничего нет страшного, что ты пошла на собеседование. — продолжает Вересова. — Ну что вылупилась на меня? У нас, вон, новые соседи пять лет назад два метра огорода себе оттяпали, когда забор ставили. Моя бабуля с ними два года, считай, судилась! Это мрак полнейший. Так это, ты уж прости, правда на её стороне была, а у тебя ситуация, мягко говоря, щекотливая. Ты ничего такого не сделала.
— Опозорилась! Может, я ничего такого и не сделала, может, ничего из ряда вон не вынюхала, чтоб Березовскому передать, но я абсолютно точно опозорилась!
— Да всё уже! Всё! Закончилось, всё закончилось. Выдыхай. Расписку хоть Берёза написал всё-таки?
Нет, она точно хочет меня добить.
— Да как он напишет?! Я из каморки этого Аверина пулей вылетела и из «СтройМира»! Вечером только смогла поговорить с этими гадёнышем!
— И?
— Что и? Сказал, что так и думал. Этот Аверин максимум через две недели свалит и Миша мне сразу же отдаст деньги. Из квартиры обещал съехать в течение недели. Всё! Я хотела сказать этому ублюдку, что его планы провалились и Аверин знал, кто перед ним сидит, изображая желающую отхватить должность его помощницы, но… Да не смогла я. Это пьяная я бесстрашная и импульсивная, а трезвая… Трезвая я не такая.
— Ну и не говори! — кивает Милка. — Я серьёзно. Не вздумай говорить. Может, этот начальник Берёзу и возьмёт за яйца! Хорошо бы, конечно, чтобы тот успел тебе деньги вернуть, до того как его махинации выкупят.
— Мила, боже, в тебе столько оптимизма, что… вздёрнуться охота! Я за деньгами ехала, а вернулась без денег, опозоренная, как оплёванная, но ты и в этом что-то хорошее находишь. Признайся, ты что-то принимаешь?
— Пока что только верные решения и кофейный ликёр. Решения — принимаю, а ликёр — употребляю. — слащаво тянет Вересова.
Ох и дурочка. В хорошем смысле, конечно же, в тёплом. Не как я.
— Ты заразная, Милка. Литр слёз, килограмм соплей и я уже не чувствую себя таким дерьмом. Из-за тебя. Думаешь, и правда всё будет хорошо? Не стоит загоняться?
— Да я в этом уверена! Найдёшь работу, утрясёшь всё со своим наследством, бумагами и забудешь Берёзу как страшный сон. Какое тебе будет дело до его проблем и образа жизни, когда он свалит с твоих квадратных метров и вернёт бабки?
