Измена. Незаменимых нет - страница 31



- Не расстраивайся ты так, - никак не может угомониться Герман. – Поживешь немного как честная женщина. Кариму только давать не советую. Это он с виду такой милый. А по факту жует девчонок и выплевывает как жвачку, потерявшую вкус.

20. 20

Сегодня у дочери в саду утренник. И мне пришлось соврать Герману вчера, что до обеда меня не будет в офисе, потому что я иду к врачу.

Как назло, он хотел приехать с документами именно в это утро. Как будто чувствует, когда именно я не могу.

На детский праздник в честь дня матери попросили одеться в зеленые платья. Я купила для Даши очень милый наряд с пышной юбочкой и аккуратным бантом на талии. Она осталась в восторге от своего вида, как и я.

А для себя нашла в шкафу офисный сарафан подходящего цвета и надела его с легкой блузкой. Вполне деловой вид вышел. И не стыдно будет потом на работу приехать.

Юбка только короче, чем я привыкла носить. Едва прикрывает колени.

После подготовленного малышами концерта я еду на работу в приподнятом настроении. Даша талантливая девочка. Уже сейчас она может прочитать длинный стих наизусть без запинки и с выражением. А чтобы его выучить, ей достаточно всего несколько раз повторить вслух слова.

Я очень горжусь своей девочкой.

Герман не приезжает до самого вечера. Так что хорошее настроение удается растянуть почти на целый день.

Я даже почти забываю о том, что он должен приехать.

Закончив с рабочими вопросами, достаю из сумочки подаренную дочкой открытку и любуюсь бумажными цветами, приклеенными к картону.

Самые важные цветы в моей жизни.

Дергаюсь от испуга, когда дверь чуть ли не отлетает в сторону, ударяясь об стену. Герман всегда так входит. Будто эта дверь ему что-то плохое сделала.

О том, чтобы стучаться речи и подавно не идет.

Быстро прячу Дашину открытку под стол на колени.

- Добрый вечер, Герман Степанович, - раздраженно цежу я сквозь зубы. – Да, пожалуйста, вы можете войти.

Брови Германа взлетаю верх.

- Я в курсе, Ань, - говорит он, подходя к моему столу, чтобы шлепнуть на него сверху увесистую стопку документов. – Покажи это юристам, а в следующий раз подпишем и закроем все наши вопросы.

Я тяну стопку ближе к себе.

- Спасибо, - мне хочется быть вежливой.

Не то, чтобы этот человек в самом деле заслуживал благодарности.

- Я это делаю ради Давида, - Герман все-таки не удерживается от презрительного взгляда в мою сторону. – Не ради тебя.

Равнодушно пожимаю плечами. Ничего другого я и не ожидала.

Жду, когда Воецкий покинет мой кабинет, но он не уходит.

Стоит и смотрит на меня, будто на непонятный экспонат в музее.

Ерзаю на стуле под его неприятным пристальным взглядом и запоздало понимаю, что столкнула тем самым с коленей открытку.

Картонка соскальзывает с юбки и с тихим шорохом приземляется на пол у моих ног.

Я застываю каменной статуей, а Герман поднимает вверх одну бровь.

- У тебя что-то упало, - говорит он.

Качаю головой, стараясь не выдать волнения.

- Тебе показалось, - говорю и чувствую, что краснею.

Обе брови Германа взлетают вверх.

Я всегда краснею, когда вру, и есть вероятность, что Воецкий помнит об этом.

Паника сковывает мое тело, когда Герман приседает на корточки рядом с моим столом.

Он поднимает с пола Дашину открытку и встает обратно на ноги с ней в руках.

Вертит задумчиво картонку в руках. Касается пальцами бумажных цветов.

- Все-таки что-то упало, - говорит он и кладет открытку сверху на стопку бумаг.