Через неделю я впервые выхожу из палаты. Мне нужен телефон. Срочно! Папка не знает, куда я пропала, наверняка волнуется.
Пациенты, прогуливавшиеся по коридору, с удивлением смотрят на меня. Переглядываются и медсестры. Еще бы! Я откликаюсь на совершенно незнакомое имя и даже не знаю, кто мне его присвоил.
— Итак, Настя, дела у нас идут неплохо, — весело говорит на перевязке Виктор Михайлович. — Посмотри на себя.
Я осторожно заглядываю в зеркало. Теперь бинты сняты, и сбоку виднеется проплешина выбритых волос. А в ее центре — большой красный шрам с торчащими черными нитями.
— Что это? — в ужасе шепчу я.
— Твоя рана. Целых десять швов пришлось наложить. А насчет волос не переживай: отрастут быстро, даже не заметишь.
— Но это… это…
Я не могу больше сдерживать слезы. Они текут по щекам, рвутся криком из горла. Доктор зовет медсестру, та делает укол, и я опять проваливаюсь в долгий сон.
На другой день я останавливаюсь у постовой медсестры.
— Простите…
— Да, вы что-то хотите спросить? — улыбается та.
— Можно мне воспользоваться…
И замолкаю. Что же я делаю? Если я потеряла память, значит и позвонить никому не могу.
— Чем?
— Тонометром. Кажется, у меня поднялось давление.
Несу эту чушь, лишь бы отвести от себя подозрение. Давление действительно оказывается пониженным, мне дают таблетку и отправляют в палату.
Следующий выход получается более успешным. На этот раз я прошу телефон у миловидной девушки с перебинтованной ногой. Она ловко скачет по коридору на костылях и весело с кем-то разговаривает. Когда девушка скрывается за поворотом, откуда не виден пост медсестры, я бросаюсь к ней.
— Разрешите мне позвонить?
Смотрю умоляюще, и девушка протягивает мне мобильник. Я радостно хватаю его, начинаю набирать номер мобильника отца и вдруг понимаю, что не помню его. Совершенно не помню. От паники хочется выть и кричать, но я нахожу в интернете номер приемного покоя клиники и звоню туда.
И сразу новость бьет по голове: папе стало хуже, и его перевели в реанимацию. А так как никто не оплатил лечение в дорогой клинике, его отправили в государственную больницу.
Метаться, кричать и рвать на себе остатки волос нет смысла. Мне нужно выбраться из больницы.
Срочно!
Вопрос, что я буду делать без денег, без документов и связи с внешним миром, уже не стоит так остро, как желание немедленно покинуть это здание. Но я даже сбежать не могу: далеко не уйду в больничной пижаме.
Черт! За что жизнь меня так наказывает?
Помощь приходит с неожиданной стороны. Наутро в палате появляется Виктор Михайлович в сопровождении еще одного врача. Смутно вспоминаю, что видела его сразу после аварии. Кажется, был еще и третий доктор с теплыми карими глазами, но за две недели пребывания в клинике я его ни разу больше не видела.
— Что ж, Анастасия Сарафанкина, — мурлычет под нос Виктор Михайлович, измеряя мне давление. — Пора на выписку.
«Сарафанкина? — опешила я. Привыкла, что меня называли только по имени. — И какой идиот дал мне такую фамилию?»
— Я согласна.
— Есть один нюанс, — выглянул из-за головы лечащего врача второй доктор. — Ваша личная одежда пришла в негодность. Можете вы кому-то позвонить и попросить, чтобы вас навестили?
В его зеленых глазах мелькнула хитринка. Наверняка вопрос задает с подвохом в надежде, что я попадусь на его уловку.
«Не выйдет, дорогой, не выйдет! — усмехаюсь про себя, а вслух грустно говорю:
