В доме ничего не изменилось за год, что меня здесь не было. Крохотный камин из потемневших камней, убогое кресло перед ним. Чудь дальше, за занавесью – кухня, откуда тянет божественным запахом запечённого мяса и выпечки. Скудное освещение. Мрак.
Я вернулась домой.
Счастливая мама выбегает с кухни, чтобы встретить меня и обнять, но почти сразу убегает обратно, чтобы не сгорел ужин. Дарла пытается что-то выспросить, но я настолько утомлена дорогой и убита случившимся с моим браком, что просто сажусь на лавку у двери и сижу, смотря в одну точку.
- Тебе лучше переодеться, Тина, - мама впирает руки в боки, - здесь очень легко запачкать твоё красивое платьице.
- Мне всё равно, - отвечаю равнодушно, - его больше некуда надевать. А вам, матушка, нужно встретить отца.
- Великая Драконица, что же вы раньше не сказали!
Она выбегает из дома, даже не сняв передник, а Дарла скрывается на кухне и приглядывает за ужином.
- Сестричка! – слышу её голос из-за закопчённой занавески, - твой дракон – настоящий придурок, раз потерял такую красавицу! Ты так похорошела за этот год! А он мне ещё тогда не понравился! Богатенький кусок дерьма.
Закрываю глаза и горько смеюсь, пока по щеке сползает предательская слезинка. В этом вся Дарла – будучи в кошмарном положении сама, она печётся обо мне.
- Он не потерял меня. А избавился.
Слышится перезвон быстро намываемой посуды.
- Копьё ему в задницу, Тин! И скатертью дорога.
Сестра выходит ко мне. Лишь тут, под плохим освещением мне удаётся рассмотреть, как плохо она выглядит. Под глазами тёмные круги, шикарные каштановые волосы скручены на затылке в мохнатый рогалик. А ещё она сильно похудела.
- Мне так жаль, - шепчу, - что тебе пришлось такое пережить…
- И мне жаль, - кивает она. Вижу, что едва сдерживает слёзы, - ничего, сестрёнка. Выберемся.
- Нет, - по щекам снова текут слёзы, - я не выберусь уже. Я на таком дне, что и описать трудно. А ещё я беременна.
Шок на лице Дарлы не может стереть даже появление родителей. И отец, видимо, уже рассказал всё матери. Он разваливается в кресле перед камином, и, пока мама снимает с него обувь, громко объявляет.
- От ублюдка мы избавимся. Решено. Завтра отправим Дарлу в аптеку за зельем. Юстина его выпьет.
Мне сначала кажется, что я ослышалась. Да, папа своеобразный человек, но это… Выше всего допустимого.
- Этого не будет, - говорю.
Сначала он даже не останавливается. Просто продолжает говорить мерзкие, кошмарные слова, значение которых – убить ребёнка. Моего ребёнка! Его собственного внука!
Потом отец замолкает, и бросает на меня тяжелый взгляд. Мама уже разула его, и тут же подвинула бадейку с горячей водой – омыть ему ноги. Он опускает ступню в бадью с яростным рычанием.
Вода ляпает на маму, но она делает вид, что ничего не произошло. Продолжает намыливать папину загрубевшую ступню.
- Что ты сказала? – орёт он.
- Я не буду пить никакое зелье.
Хочу, чтобы голос звучал уверено, но оказываюсь способна лишь на жалкий писк.
Папины глаза наливаются кровью. Он с силой ударяет по подлокотнику кресла.
- А кто будет его растить, а? Ты, бесполезное отродье? Или повесишь своего бастарда мне на шею? Словно мало мне трёх ртов!
- Это ребёнок Райлена! – поджимаю губы, чтобы не дрожали от обиды, - никакой не бастард, а дитя, зачатое в законном браке!
- Захлопни пасть, шлюха! – взрывается отец.
Ногой он переворачивает бадью, выплёскивая воду на пол. Зло и грузно поднимается с кресла, в два шага подходит ко мне.
