Но мне ничего из этого не суждено было пережить. Не было мучительных родов, меня почти сразу в ту злополучную ночь увезли в операционную, погрузили под общий наркоз, а дальше…
Дальше я проснулась в своём персональном аду. Сейчас кажется, что от меня просто отрезали самый важный жизненно необходимый орган, который давал силы функционировать всему организму. Я с ненавистью смотрю на свой, теперь уже пустой живот. Как будто душу из меня вынули и оставили подыхать ослабленное тело. Не знаю, как я буду жить с этой дырой в груди, размером со вселенную, но прямо сейчас мне хочется, наконец, выйти из этой пыточной, под названием роддом. Я хочу домой, там я смогу забиться в угол и рыдать сутки напролёт. Никто не будет мешать, тыкать в меня иголками и рассказывать, что так нельзя, давать советы, обжигать сочувствующими взглядами.
Только поэтому и хожу на чёртовы процедуры, чтобы скорее вырваться на волю.
Стою тенью у стены, подальше от всех, но до меня всё равно долетает разговор. Одна из молоденьких мамашек, сокрушается, что у неё не приходит молоко. Горько усмехаюсь. А меня снова вселенная наказала. Грудь ноет и распирает от приливов никому теперь ненужной питательной жидкости.
От этого хочется выть бездомной собакой и бросаться на стены. Но я знаю, что последует потом. Меня снова посадят на препараты, от которых я превращусь в овощ, и не буду ничего соображать.
А я не хочу так. Мне нужно это всё прожить. Достаточно того, что я даже не знаю, где и как похоронили мою малышку.
Оказывается, пока я лежала без сознания первые дни, тельце выдали Данилу. Но он отказывается мне говорить, где похоронил нашу дочь. Да и не приходит он больше. Наверное, пошёл искать утешение в объятиях той брюнетки. Ненавижу его и видеть больше не хочу.
После процедур потерянно бреду к палате, стараясь не смотреть по сторонам, заставляя тело двигаться на автомате.
Но вдруг взгляд цепляется за что-то знакомое…
Поднимаю голову, навстречу мне идёт Галина, та самая девочка-наркоманка, с которой мы лежали в одной палате.
Увидев меня, она замирает тоже…
– Юля, – вздрагивает её голос. – Ты как? – глаза у неё сейчас большие, осознанные, и есть в них человеческое тепло.
– Галя, – трогает улыбка мои губы. – Ты родила?
– Да. Девочку, – кивает она.
А меня вдруг разрывает непереносимой болью. Почему так? Почему? Почему Бог так несправедлив? Зачем он даёт таким людям детей, если они им не нужны, а мою крошку забрал? Зачем мне такой бог? Ненавижу его.
Мои губы кривятся в какой-то жуткой гримасе, изо рта вырывается нечеловеческий то ли рык, то ли стон.
Галя шарахается от меня в ужасе, а я хватаю её за грудки?
– И ты от неё отказалась? – рычу ей в лицо.
– Ненормальная, не трогай меня, – дёргается Галя. – Отказалась! Тебе нужна, забирай! Забирай! – вырывается из моих рук, несётся прочь по коридору, а меня сгибает пополам от беспощадного чувства потери, тоски, чёрной скорби… Рыдания рвутся из горла, дыхание перехватывает, сползаю по стене.
– Тише, милая, тише, – чувствую тёплые руки, которые обнимают, гладят по голове. – Вставай, моя хорошая, пойдём, пойдём.
Это старенькая медсестра, Лидия Ивановна, она часто заходит ко мне, помогает. Добрая женщина.
Ведёт меня в палату, отпаивает чаем, долго сидит рядом. Ничего не говорит, знает, что словами моему горю никак не помочь. Но мне становится немного легче от её тепла и заботы.
