Любовь царя к супруге Елене усиливалась с каждым днём. Они почти не разлучались. Но думала она совсем не о муже: «Тоскую, тоскую по любимому, желанному моему. Что в тоске моей? Желание обладания? Нет, желание увидеть, услышать, замереть от счастья – вот он – жив, здоров, близок моему сердцу, душе. Невозможно жить без него! Успокоюсь, когда увижу, тогда смогу продолжать жить дальше, получив заряд энергии и счастья от лицезрения любимого!».
Скил мужал, а царь, отец, всё более становился старым и больным. Когда мальчику исполнилось шестнадцать лет, отец его получил глубокую рану в одном из боёв. Он сражался за свою жену Елену. Прознав об её красоте, её возжелал похитить персидский царевич. Как-то стража ослабила свою бдительность, его воины ворвались в кибитку Елены, схватив, бросили на коня и помчались в степь. Мгновение спустя зашёл к ней царь, увидел – жены нет в кибитке, и услышал отдалённый призыв: – «Помогите! Спасите! На помощь!». Он мгновенно вскочил на быстрого скакуна, крикнул воинов, сына Октамасада – все помчались за похитителями Елены. Сражались долго, но царицу отбили. Все вернулись. Недосчитались нескольких воинов и увидели – царь свесился с лошади на бок. Его долго лечили, но усилия были тщетны. Царь умер, сделав сына Скила царём, передав ему власть над всем своим царством, несмотря на то, что другие его дети в последние годы его жизни старались смягчить отца, расположить к себе.
Скил не любил скифов. Раздражали их кочевые условия жизни, необразованность, воинственность, пьянство, их стада, еда, развлечения. Он часто посещал Ольвию. Там ему всё было по душе: и население, и их активный образ жизни, и нравственные устои, и форумы, где выступали поэты и философы, соревнуясь друг с другом в красоте и изысканности философских и поэтических измышлений. «О, боги! С кем я живу? Скифы – настоящие варвары! Они не чувствуют, прелести эллинской культуры, не зачитываются их древними произведениями, не понимают красоты древнегреческого искусства! Как прекрасны статуи их богов, великолепны их дворцы, дворики с портиками, колоннами и капителями ионического, дорического, коринфского стиля! Как умны их философы и утончёны их мысли! Как занимательны их священные праздники и прекрасны, величавы их боги!».
Он построил там себе большой красивый дворец, как самое знатное лицо города. Женился на гречанке, жившей в Ольвии, у них родился совместный ребёнок, очень хорошенький мальчик. Свою жену эллинку он очень любил. Она была похожа своей грациозностью и изысканностью на его мать – Елену. Он гордился ею. Когда они ехали на колеснице по городу, взоры всех мужчин устремлялись на неё. Это ему льстило. Скил баловал её, наряжая, словно богиню. Дарил ей дорогие украшения, тонкой ювелирной работы. Рабыни их дворца всегда развлекали их то игрой на арфе, то танцами, то декламацией стихов. Вдвоём им никогда не было скучно. В Ольвии он вёл яркое, бурное, насыщенное существование.
В то же время оставался скифским царём. О том, что Скил ведёт двойную жизнь, скифы не догадывались. Когда он удалялся в Ольвию пожить и развеяться, принять участие в жизни горожан, он требовал от стражников Ольвии, чтоб ворота в город запирали. Воины Скила ждали его возвращения у городских стен.
Он совершенно ничего не боялся и не отдавал себе отчёт в том, как он себя ведёт. Словно гражданин греческого города, как-то он начал участвовать в мистериях, посвящённых празднованию Дионисия. Все закрутились в бешеном танце, процессия двигалась через весь город. Скил был опьянён, счастлив. Он не подозревал, что в городе Ольвия, у него имеется много недругов. Один подлый грек, пьяница, завистник и доносчик, рассказал о двойной жизни Скила его стражникам:
